– Я просто в восторге от того, в кого ты теперь внедрилась.
Это могла быть только Янус. Никто другой не очищал зубы до такой невероятной белизны. Никто другой не осмелился бы приклеить настолько длинные накладные лакированные ногти, надеть платье с ужасающе глубоким декольте и нацепить туфли на высоченных каблуках при столь изящных и стройных ножках.
Никто другой не узнал бы, что я на самом деле вовсе не Карла Эрнандес.
– Милочка! – воскликнула она, обвивая меня рукой за талию. – Я провела в Майами девять месяцев и знаю, что Карла Эрнандес та еще продажная сволочь. Она просто королева сучек. Она не лает и не кусается, а звонко и заразительно смеется, но от этого не перестает быть сучкой. А ты… – она легко прикоснулась бокалом к моему плечу, – ты определенно не Карла Эрнандес. Как поживаешь, дорогая? Как идут дела?
– Неплохо, – ответила я. – Мисс…
– Меня зовут Амброзия Джейн. И если мне доведется когда-нибудь встретить моих родителей, поубиваю их за такое имечко…
– А что с Майклом? С Майклом Морганом?
Лицо Янус вдруг все засветилось, и нежнее, чем я когда-либо ее слышала говорившей о ком-то, она прошептала:
– Просто пришло время двигаться дальше. – Но затем в ее глазах вновь заиграла знакомая улыбка, теперь уже слишком яркая для подлинной искренности. – Я слышала, ты бросила работу?
– Ты имеешь в виду работу окружного прокурора?
– Я имею в виду «агента по недвижимости». Очень жаль. Ты отлично с этим справлялась.
– Пришло время двигаться дальше.
Она рассмеялась, но нервно и фальшиво.
– Надеюсь, ты находишь чем заняться и отойдя от дел.
– Я… Да. Нахожу. Пробую несколько вариантов сразу.
Ее тонкие выщипанные брови озабоченно взлетели вверх.
– С тобой все в порядке, дорогая? – спросила она. – С тобой… Ты не пережила ничего дурного?
– Нет, все было хорошо. А у тебя?
– Тоже прекрасно.
– Видишь? Мы обе неплохо устроились.
Молчание. Она пристально всматривалась в мое лицо. Я отвернулась. Ее рука плотнее сжала изгиб моего локтя. Две женщины стояли очень близко друг к другу в комнате, заполненной незнакомыми им людьми. И сами более чужие, чем это можно себе представить.
– Знаешь, – пробормотала она, – последние тридцать лет я ухаживала за своим телом. Занималась физическими упражнениями, ела с разбором, играла в гольф. Представляешь? Я – и гольф! Отказаться от всего этого, от любых усилий… Сначала это было невыносимо тяжело. Но зато сейчас мне уже не надо заботиться о своей фигуре. Еще шампанского?
– Да, спасибо.
– Тогда никуда отсюда не уходи, – велела она.
Я стою на балконе с видом на Майами. Машины движутся по улице бампер в бампер, множество белых огней направлены в одну сторону, с другой стороны они красные, как злые муравьи, застрявшие в очереди к норке подземного муравейника.
Я смотрю вниз. Выбираю тело. Любое тело. Я «агент по движимой недвижимости» и всегда подбирала себе тела особенно тщательно. Красивые, богатые, добившиеся успеха, любимые. Я забираю их жизнь и делаю ее своей. Вношу в нее больше любви, убираю все фальшивое, наносное. Смотрю сквозь стены и вижу семь миллионов жизней, проживаемых так, словно их истории, их воспоминания и есть определяющие точки во Вселенной. Впрочем, отчасти так оно и есть.
Я стою на балконе пятнадцатого этажа во время вечеринки, устроенной какой-то благотворительной организацией, названия которой даже не помню. Знаю только, что они ужасно, ужасно благодарны мне за то, что я перевела почти все отложенные Карлой деньги на их счет. А в Майами вовсе не холодно. Здесь не бывает холодно даже в ноябре, и ощущаешь прохладу, только когда входишь с улицы под арктические волны кондиционированного воздуха. Но меня пробирает озноб.
Рядом со мной Янус. Она очень красива, очень молода, очень стара, беззаботна и свободна.
– Еще шампанского? – спрашивает она.
Я не отказываюсь.
Несколько часов спустя, когда взошедшее солнце сквозь шторы прочертило полосами потолок моей спальни, Янус повернулась рядом со мной в постели и сказала:
– Рак.
– Что?
– У меня… то есть у Моргана… то есть у меня развился рак легких.
– Мне… искренне жаль слышать это.
– Это медленный процесс, хотя опухоль крупная. И она не дает… пока не дала метастазы. Левое легкое. У меня тогда была превосходная медицинская страховка. Думаю, он выживет.
– Ты создала настоящую семью.
Я могла сформулировать это как вопрос, но не видела смысла. Ответ все равно оказался бы таким же: простым и очевидным.
– Да, жена, двое детей. Эльза и Эмбер. Обе уже взрослые. Я слишком поторопилась. Мы обе всегда торопимся – ты и я. Меня лечили химиотерапией, делали облучение, медикаментами, а потом была пересадка легкого. Я добровольно прошла сквозь облучение, и это оказалось… терпимо. Моя жена Пола каждый раз ездила вместе со мной. Она вела себя очень храбро. Продолжала жить, словно ничего не случилось. А это именно то, что нужно, если… если у тебя появляется такое… И когда из больницы позвонили, она тоже была рядом. Потом у меня стали выпадать волосы, появилась тошнота, спазмы в желудке, судороги в ногах. Из десен сочилась кровь, глаза болели. Мне было все время жарко, кружилась голова, и это никак не проходило. Боль, которую я испытала… Ты не поверишь, но в теле Моргана я продолжала регулярно посещать дантиста. Вот только тошнота. И чувство, что ты заперта в умирающем человеке и помочь ничем нельзя. Твое тело отравляет тебя изнутри, выворачивает тебя наизнанку. Это было… А Пола держала меня за руку и… Я даже не собиралась ничего делать. Все произошло так быстро. Я – Морган, а через секунду он уже лежит в постели рядом со мной, и у него выпадают брови. Он кричал, вопил в голос: «Кто вы такая? Кто вы такая? Что происходит?» И так громко, что в спальню вбежала Эльза. Она прибежала к папочке. Помочь мне справиться, а я… даже не знаю. Я ведь не собиралась переключаться. Я все испортила. Когда Эльза вошла и увидела меня – увидела Моргана, – а он даже не узнал ее. Лицо ее было для него совершенно незнакомым. Все кончилось. Одна секунда, одно лишь мгновение, крошечный миг и…
Она осеклась и отвернулась от меня. Я ждала.
– Моя жена, Пола. Она меня обманывала. У нее был жестокий артрит, пальцы скрючивало от боли. А она говорила: «Все прекрасно, не о чем волноваться, вот тебе еще подушка под голову». Но я вошла в нее, и мои пальцы оказались… Каждое движение отдавалось болью вплоть до локтя, поднималось к челюсти, каждое движение, и так все время. Но она лгала мне, приносила еду и держала в полном неведении. Моя жена меня обманывала. – Янус рыдала, плакала молча, спрятав голову. Только плечи сотрясались.
Я, тоже безмолвно, обняла ее покрепче. Больше мне ничего не оставалось.
