– Как же мне, мать вашу, нравится это тело!
Она, вероятно, сделала еще какое-то движение, попыталась ухватиться за кого-то, потому что тут же началась стрельба – целая серия выстрелов сквозь глушители, – которая продолжалась даже после того, как тело рухнуло на пол. Я закрыла глаза, а потом снова открыла их, привыкая к воцарившейся полутьме. И увидела Марселя распростертым по другую сторону стола. Каждый из выстрелов оставил пулевое отверстие в груди, одна пуля прошила горло, другая угодила в нижнюю часть челюсти, голова тоже оказалась пробита. Но даже по трупу они сделали три контрольных выстрела, и каждый раз в месте попадания на теле Марселя лопалась ткань рубашки, брызгала кровь. А потом наступила полная тишина. Лишь дождь все так же стучался в окно.
Затем случилось неизбежное. Кто-то придавил меня к полу, поставив колено чуть ниже спины, ствол пистолета уперся мне в шею, а я начала умолять сжалиться надо мной на самом лучшем, как мне казалось, магрибском диалекте арабского языка.
Глава 71
Военный спецназ никогда и ничего не делает наполовину.
К чему вынимать предохранители, если можно перерезать электрический кабель?
А если можно перерубить один кабель, почему бы не обесточить весь городок?
Это большое удобство.
Я сидела, прижав колени к груди, руки, связанные проволокой за спиной, постепенно немели. Сидела и наблюдала, как вооруженные до зубов люди подняли изломанный и окровавленный труп Марселя… Кем бы он ни был при жизни… Подняли его с залитого кровью пола гостиной, поместили в черный прорезиненный мешок и вынесли на улицу. Пока одни занимались этим, их многочисленные коллеги, вооруженные все, как один, пистолетами с глушителями, все, как один, в натянутых на головы шапочках-масках с прорезями для глаз, чтобы лишь минимальный участок кожи оставался обнаженным, встали вокруг меня, нацелив стволы мне в голову. Выражения их лиц я, естественно, видеть не могла. Лишь время от времени я обращалась к ним с мольбой. Я молила о пощаде, задавала недоуменные вопросы, просила оставить меня в покое. Я взывала к их милосердию от имени моей дорогой и горячо любимой мамочки, которой не выжить без меня. Просила не убивать меня, потому что я еще о многом мечтал и мечты еще не сбылись. Но я намеренно говорила обо всем этом на языке, которого они не понимали.
Одиннадцать мужчин. Чтобы убить Янус, столько не требовалось, но их оказалось ровно одиннадцать, различимых лишь по росту и манере двигаться. Они просветили весь дом фонариками, изучили остатки ужина на блюде в центре стола, сушившуюся на кухне посуду. Они обшарили мои карманы, но, не обнаружив удостоверения личности, облаяли меня по-французски с парижским выговором: «Кто вы такой? Как вас зовут?»
Я лишь примерно догадывалась, как звучит французский язык с алжирским акцентом, но решилась ответить:
– Я – Самир. Самир Шайе. Пожалуйста, не убивайте меня.
– Что вы здесь делали, Самир Шайе?
– Я приехал сюда для встречи с мсье Марселем. Мсье Марсель собирался помочь мне.
– Помочь в чем?
– С работой. Он был друг моего кузена. Пожалуйста. Я не очень хорошо говорю по-французски. Я алжирец, понимаете? Из Алжира. Не так давно в ваша страна. Пожалуйста, отпустите меня. Вы из полиции?
Нет, они не из полиции. Одна почти совершенно темная фигура приблизилась к другой, зашептав что-то на ухо. В чем дело? Кто этот человек?
– Он утверждает, что он алжирец по имени Самир Шайе. У него примитивный французский язык. При нем нет никаких документов. Мы ни в чем не можем быть уверены.
Все взгляды устремляются на меня, изучают лицо. Потом раздается шепот: «Его будут искать?»
Никак не реагируй. Твое знание французского не позволяет вникнуть в суть разговора. Не выдавай особого страха. Полная концентрация на главной задаче – убедить их в своей безвредности.
Затем раздался другой голос, тоже на сильно ломаном французском, но, несмотря на языковой барьер, я узнала эти звуки, а на фоне пламени из очага увидела знакомую фигуру – рост, сложение, пропорции тела. И этот голос произнес:
– Мы не можем оставаться здесь. Берем его с собой?
А голос был знаком, потому что совсем недавно принадлежал мне самой. Такой приятный низкий баритон, с которым я прокатилась по Турции, Сербии и Германии, прежде чем заставила его умолкнуть, заткнув рот носком и приковав тело к радиатору отопления в Зелендорфе уже столько лиц тому назад. И, конечно же, это был голос Натана Койла – преступника, наемного убийцы, фанатика, но, возможно, и моего потенциального спасителя.
Его босс отдал команду:
– Берем его.
Так они и поступили.
Я сидела со связанными руками и с мешком на голове в задней части микроавтобуса, ехавшего неизвестно куда, и молилась. Раскачиваясь в такт словам на бездыханном арабском языке, я бормотала импровизированное обращение к Всепрощающему, Всевидящему, Милосердному и Всемогущему, а когда у меня кончались знакомые клише, переходила на совершенную невнятицу. И добилась, что кто-то из сидевших рядом заорал:
– Пусть его заставят заткнуться!
Рука в перчатке сорвала с моей головы мешок, ухватилась за подбородок и с силой вздернула его. Я смотрела в те самые глаза, которые так долго презрительно щурились на меня из зеркал ванных комнат, а потом услышала, как знакомый голос произнес на плохом французском:
– Помолчи немного. Иначе мы заставим тебя молчать. Понял?
На мгновение мне стало даже обидно, что он не узнал меня, словно было нечто особенное в моих глазах, в блеске радужной оболочки, в черноте зрачка, шептавшее: «Привет, незнакомец!»
– Пожалуйста, – промямлила я. – Моя не делать ничего плохого.
Но Койл лишь снова натянул мне мешок на голову.
* * *
Мы сбросили скорость. Остановились. Чьи-то руки выволокли меня из машины. Сквозь тряпку на лице я совершенно ничего не могла видеть. Хотя бы сияния луны. Голос попросил:
– Кестрел, помоги мне!
Два человека ухватили меня за предплечья с разных сторон и повели сначала по асфальту, потом по гравию, а затем дорога круто пошла вниз по склону холма. Только теперь это уже была обычная тропа, по которой мои ноги то и дело скользили в полной темноте. Снизу доносился шум горной речки, потрескивание веток, а звук мотора сверху постепенно затихал. Вскрикнула птица, чей ночной отдых потревожило вторжение посторонних, земляная тропа перешла в покрытую галькой, а потом стали попадаться влажные камни. Минутой позже я и вовсе оказалась по колени в воде, пересекая речку вброд.
– Пожалуйста, не делать мне больно! – заныла я сначала по-французски, потом по-арабски и снова по-французски. – Я Самир Шайе. У меня есть мать. У меня есть сестра. Пожалуйста! Я ничего дурного не делать!
Рядом со мной находились двое или максимум трое мужчин. Они привели меня сюда на расправу.
