– Я бы не стала возлагать на него особых надежд. Тебе известно, кто этот спонсор?
– Нет.
– Знаешь, где его искать?
Молчание.
Я выжала из лайма сок в свой стаканчик, а потом стала рассматривать мякоть фрукта, лопнувшего у меня между пальцами.
– Ты боишься, что я его убью, – тихо сказала я. – Считаешь все это частью моего хитрого плана. У тебя верное чутье. Оно поможет тебе оставаться в безопасности, но только до того момента, когда ты поймешь: тебе готовы всадить нож в спину, и нет никого, кто бы прикрыл тебя с тыла. А потому не спрашивай себя, чего я добиваюсь или даже кто я такая. Задай себе другой вопрос: что я могла бы сделать, но не сделала? Мне достаточно десяти секунд, чтобы уничтожить человека. Когда ты выстрелил в меня на ступенях «Таксима», я подумала: да, почему бы и нет? Я стану им, стану ею – стану кем угодно, – а потом перережу тебе глотку. На это требуется мгновение, а когда полицейские будут уводить меня, покрытую все еще теплой кровью, я исчезну. И продолжу свою жизнь, а твоя смерть станет для меня секундным эпизодом. Последствия пусть расхлебывает чужая плоть. Но все же по причинам, неясным тогда мне самой, я оставила тебя в живых. А могла прикончить тебя и сбежать. Мне отлично удаются побеги. Но сейчас, когда у меня нашлось время все взвесить, думаю, что я сохранила жизнь тебе, как бы тебя ни звали на самом деле, потому что при попытке меня убить ты совершил в высшей степени личное, интимное действие, какого никто не совершал против меня очень давно… Даже не припомню, когда такое случалось в последний раз. Потому что ты пытался убить именно меня. За все, что я успела натворить. Не могу тебе даже описать, насколько волнующим оказалось это ощущение. И вот, мы с тобой вдвоем, а поэтому, как мне кажется, ты должен знать, что мои чувства заметно изменились. Они теперь сложнее, богаче нюансами, поскольку посреди всей этой чехарды я познакомилась с тобой поближе, и теперь, если выразиться совсем просто, полюбила тебя. Можешь проклинать меня, ненавидеть меня, плевать на меня, ничего не изменится – даже твое отвращение сделает объектом именно мою душу. Не той, кем я временно могу быть, а той, кем являюсь в действительности. Ты красив. И я скорее босая пройду по Алеппо в шкуре прокаженного, чем причиню тебе вред.
Койл в смущении допил свой сок и стал изучать дно высокого пустого стакана.
– Что ж, – начал было он, но замолчал. – Ладно, – продолжил он после недолгого размышления. – Все верно.
Я протянула свой стакан в сторону бармена:
– Налейте мне еще текилы!
– А не слишком ли много для вас, мадам?
– Много будет, когда я не смогу идти сама. И мой очаровательный друг поможет мне добраться до дома.
Мужчина пожал плечами так, как это умеют делать только французские бармены. В этом жесте выражается вся их мудрость и все безразличие к клиенту. Он налил мне еще одну порцию. Рядом со мной изумленно замер Койл.
– Не подскажешь, как именно я могу помочь тебе добраться домой?
– Какими источниками информации ты пользуешься, когда начинаешь охоту на мне подобных? Проверяешь данные по больницам, выискивая пациентов с внезапной амнезией? Или отслеживаешь финансовые сигналы? А может, ищешь бедняков, вдруг начинающих делать крупные покупки, или толстосумов, раздающих свое состояние направо и налево без особого повода?
– И то и другое. Мы следим за любыми отклонениями.
– Но ведь амнезия может возникать и по естественной причине. Например, от удара по голове. От пережитого шока. Отравление химикатами, кстати, тоже вызывает ее.
– Кеплер… – В его голосе вдруг прозвучало одновременно понимание и предостережение. – К чему ты клонишь? Что будет дальше?
– Каждого человека, в которого я внедряюсь, а потом покидаю, легко отследить. Можно найти машину, выяснить, куда делась Ирэна. Настало время двигаться дальше.
– Куда? Стать очередной уборщицей? Или опять выбрать проститутку или воровку? Это ведь в твоем стиле, не так ли?
– Да, как правило. Но сейчас иные обстоятельства. Ирэна не единственное мое бремя.
Монетка, крутившаяся какое-то время на ребре, наконец упала.
– Ни за что.
– Но, Койл…
– Во-первых, не называй меня больше так. А во-вторых, я никогда не соглашусь, или будь я проклят!
– И все же подумай над этим…
– Так вот почему ты так за мной ухаживала, дала отоспаться, перевязала рану?
– Я не хотела, чтобы ты умер.
– Или стал слишком неудобен, чтобы носить меня на себе.
– Готовый к сотрудничеству владелец тела, доброволец…
– …с некоторыми доработками, чтобы ты могла получить удовольствие.
– Койл! – почти закричала я, шлепнула себя ладонями по бедрам и чуть не задохнувшись от душного воздуха. – В моем распоряжении множество тел, в которые я внедрилась бы гораздо охотнее, чем в твое. Я отвергала тела с больными коленями или лишь потому, что у них были некрасивые, узловатые руки. Неужели ты думаешь, что я предпочла бы войти в тело человека с пулевым ранением, если бы не настоятельная необходимость?
– А если они все равно тебя обнаружат?
– Обещаю сделать все возможное и переместиться в более здоровое тело при первой же возможности. У тебя же нет выбора, верно?
– Ошибаешься, есть.
– Ты все еще носишь пулю чуть ниже плеча.
– Плохо верится, что ты поспешишь избавиться от нее.
– Но ведь это сделали твои же товарищи…
– Знаю! – Теперь уже Койл почти кричал, ударив кулаком по стойке так, что зазвенела посуда и на нас начали обращать внимание. Внезапно он съежился под устремленными на него взглядами и постарался унять эмоции. – Я знаю, – пробормотал он. – Все знаю.
– Я смогу доставить тебя в Нью-Йорк.
– Каким образом?
– Я приведу тебя к вашему спонсору. И не причиню ему вреда. Разве я когда-нибудь лгала тебе? Разве я убила кого-то?
– Ты убила Юджина в Берлине. И не пытайся отрицать этого.
– Юджина убила Элис, – возразила я. – Она застрелила его, потому что я находилась там, но он умер, а я осталась в живых. И он бы тоже был жив, оставь вы меня в покое. Я могу вывести тебя на Галилео.
– Я… я уже ничего не понимаю. Мне нужно подумать. Ты… накачала меня наркотиками. И столько всего наговорила. Боже, тебя только послушать! Твои слова сначала необходимо осмыслить.
Я мягко положила ладонь поверх его руки и произнесла:
– Все это прекрасно, но меня сейчас вырвет, а времени у нас в обрез.
Он дернулся, но слишком, слишком поздно.
Глава 78
– Ну, привет! – сказала я.
Койл открыл глаза, облизал пересохшие губы и спросил: