Мне удалось быстро покинуть его тело. Я впервые оказалась в кабинке офицера паспортного контроля, поскольку прежде в этом никогда не возникало необходимости. Неудобный высокий стул, простейшее оборудование – настолько простое, что с ним не сразу удалось разобраться. Пистолет в кобуре, засунутый под стойку.
– Дай мне несколько секунд, – сказала я, – а потом двигайся дальше, сделав вид, что прошел все формальности. Я буду в паре тел позади тебя.
Он кивнул, услышав вдогонку от меня приветливое:
– Приятного полета, сэр!
И лениво, словно в полусне, прошел в открывшийся проход.
Я для вида проверила еще несколько паспортов, всмотрелась в несколько лиц, гадая, есть ли среди них преступники или контрабандисты. Считывающее устройство компьютерного сканера одобрительно пищало, когда я вкладывала в него паспорта, выводя на дисплей данные пышногрудых туристок или раздраженных бизнесменов, с нетерпением ждавших, когда я дам им зеленый свет. А потом настала очередь мужчины, чье телосложение, цвет волос и даже прическа напоминали Койла. Я улыбнулась ему особенно радостно, потянулась за его паспортом, коснулась при этом его пальцев и тут же ощутила собственное прикосновение.
Девять тел спустя, когда Койл подошел к рамке детектора на спецконтроле и положил сумку на ленту конвейера рентгеновского аппарата, я спросила:
– Везете что-нибудь хитро спрятанное, сэр?
Он сверкнул на меня глазами, поскольку выражение «хитро спрятанное» звучало странно из уст офицера службы безопасности аэропорта, пусть это даже была женщина. Я же опять улыбнулась и предположила:
– Не подвергнуть ли вас тщательному личному досмотру в отдельном кабинете?
– Вы разденете меня догола? У вас есть на это время?
– О, сэр, – сказала я, подталкивая его багаж дальше вдоль конвейера, – разве вам не знакомо приятное чувство, когда вашей кожи касаются чужие, но чуткие пальцы? Впрочем, как видно, вы не в настроении, а у меня самой к тому же врос ноготь на ноге. Так что проходите и не задерживайте других пассажиров.
* * *
Потом я стала бизнесменом с ужасными зубами, нуждавшимися в лечении и пломбах, с воспаленными деснами (неужели он считает, что это в порядке вещей?), который сел рядом с Койлом в зале ожидания международных рейсов, держа в одной руке портфель, а в другой – бумажный стакан.
– Чаю не желаете?
Койл изучил стакан, бросил на меня взгляд и без лишних слов принял напиток.
– Спасибо.
– Не за что. Вот еще сахар, если вы любите сладкий.
– Нет, не люблю.
– Очень мудро с вашей стороны. Помогает сохранить здоровые зубы.
Он принялся прихлебывать чай, а я откинулась на спинку скамьи, поставив портфель на пол между ногами, языком нервно ощупывая неровности внутри рта. Аэропорт Шарль де Голль ничем не отличается от других крупных аэропортов мира. Магазины якобы беспошлинной торговли, аптека для наивных путешественников, которым приходится покупать новый шампунь, потому что их прежний был в упаковке на десять миллилитров больше разрешенного к перевозке объема, что слишком рискованно с точки зрения сотрудников службы безопасности. Несколько торговых агентов в дорогих костюмах прямо в центре зала ожидания пытались продать последнюю модель спортивного автомобиля. В книжном магазине полки были заставлены бестселлерами месяца: рассказами об американских юристах с превосходными зубами, об американских любовниках, хорошо устроившихся в этой жизни, об американских гангстерах, которых не брали никакие пули.
Женщины в платках, держа за руки малолетних детей, изучали расписание вылетов, выискивая нужное направление. Усталые пассажиры вставали рядом, задирая головы к табло, прижав к груди паспорта и посадочные талоны. Я порылась в кармане в поисках своего. Нашла на нем номер рейса, время вылета и тоже сверилась с табло под потолком.
– Не пойму даже, куда именно лечу.
Койл бросил взгляд на бумажку в моей руке.
– По-моему, твой вылет сильно задерживают.
– Как всегда. А что известно о твоем?
– Сказали ждать дальнейшей информации.
– Это ничего не значит.
– Напротив, я считаю это доброй приметой.
– Ты веришь в добрые приметы?
Он посмотрел на меня с некоторым изумлением:
– А ты… Неужели ты не слишком любишь самолеты? Или мне кажется?
– Я впервые пересекла Атлантику на голландском скоростном парусном фрегате «Несси Рич». Чертовски опасное приключение.
– Но при чем тут самолеты?
– Мне не по душе универсальность угрозы, которая создается в полете. Ты можешь сидеть развалившись в просторном кресле бизнес-класса или прижимать колени к подбородку в экономическом – если лайнер рухнет, ты труп вне зависимости от своего общественного статуса и материального положения.
– Боже мой! – воскликнул он. – Да ты трусишь!
– Неужели? А я считаю, что храбрость уместна только там, где ты способен на какие-то действия, дающие возможность проявить ее. Меня нанимали для выполнения многих задач, на которые не всегда способны самые отчаянные храбрецы: бросить любимого человека, пройти собеседование при приеме на работу, воевать в окопах. Допускаю, ты не считаешь все это причиной для особых эмоциональных реакций, но я все же спрошу тебя… Ты и после этого запишешь меня в число трусливых людей? Думаю, это очень спорная точка зрения.
– Хорошо, ты не труслива. У тебя попросту свой, особый набор правил и принципов.
Я улыбнулась и спросила:
– Хочешь еще чая?
– Нет, спасибо.
– Мне пора освободить это тело. Задержан рейс или нет, потеря памяти не должна становиться слишком продолжительной.
– Понимаю, – сказал он, не глядя протягивая мне пальцы жестом королевы, ожидающей, когда ей в очередной раз поцелуют руку.
– Вот ты у нас очень храбрый, – сказала я, касаясь его кожи.
Потом самолет долго тащился к началу взлетно-посадочной полосы. Стюардессы изложили пассажирам правила безопасности: в случае чего прижать подбородок к коленям; кислородные маски вывалятся сверху; сначала следует заняться собой и только потом спасать сидящего рядом ребенка или близкого друга.
Я почувствовала давление от ускорения рванувшегося в небо лайнера, прижалась затылком к подголовнику кресла, чувствуя чуть смягченную лекарствами пульсацию в груди и плече, подавила желание ощупать рану и лишь наблюдала в иллюминатор, как пейзаж, имеющий конкретные и четкие очертания, превратился в род карты с линиями дорог и полей, созданных руками человека. Я заказала себе вегетарианский обед с бутылочкой минеральной воды, после чего обнаружила, что набор кинофильмов, предлагаемых для просмотра в полете, еще менее интересен, чем обычно. Чтобы скоротать время, я сыграла в шахматы с незнакомцем, сидевшим на месте D 12. Он быстро проиграл, но от реванша отказался.
