Мы с Хартмутом поднялись на лифте на вторую платформу, где механики проверяли и готовили ракетную паросиловую установку к запуску. Испытательная установка была сконструирована гениально. Установленная в карданном подвесе опора позволяла раскачивать ракету в двух плоскостях до 5 градусов под углом к вертикали для управления полетом ракеты и проведения контрольно-измерительных испытаний при статическом огневом испытании. Весовое оборудование «Толедо», произведенное в Германии, с установленной на нем видеокамерой измеряло тягу двигателя с помощью рычажной системы обработки данных в диапазоне от 100 до 1. К дополнительным устройствам относились релейные шкафы и распределительные коробки, система огнезащиты, приборные линии, передвижные и съемные рабочие платформы. Пока мы спускались в лифте, я с надеждой произнес:
– Теперь бы еще увидеть само испытание.
– Ну, это запросто, – заметил Хартмут и через заднюю дверь вошел в центр управления. Вскоре он вернулся, улыбаясь. – Нам повезло. Заканчивается топливная заправка, испытание должно начаться через пятнадцать минут. Без специального допуска нельзя войти в диспетчерскую, но начальство ИС-1 подготовило для нас места. Нужно поторапливаться.
Мы вошли в туннель рядом с центром управления и торопливо прошагали обратно на ИС-1. Там мы поднялись на двенадцатиметровую платформу, откуда беспрепятственно открывалась панорама ИС-7.
Нас окружали красоты, от которых захватывало дух. Природа резко контрастировала с рукотворным чудом напротив нас. Справа было Балтийское море, спокойное и искрящееся в теплых лучах июльского солнца. Ленивые волны ласкали жемчужно-белый песок на пляже, а далеко внизу по береговой линии мягко раскачивался толстый камыш. Ветерок дул с реки Пене в сторону материка. Густой лес на острове сливался с лесными зарослями материка, уходя далеко за горизонт на западе. То тут, то там попадались уединенно стоящие строения – здания «За вод-Запад» люфтваффе, шпиль собора маленького городка Вольгаст на материке. Пока я наблюдал за природой, спустился самолет и скрылся за деревьями, окружающими аэропорт на «Завод-Запад».
Рядом с земляным валом ИС-7, отделенная от него узкой полосой деревьев, лежала в сторону моря большая спрофилированная территория. На ней стояла только конструкция Vidal-Wagen – видальваген (младшего брата майлервагена). Этой территорией был испытательный стенд № 10, изначально предназначенный для запуска ракет после их усовершенствования.
За ИС-10 находилась северная оконечность острова Узедом, а далее – море. По словам Хартмута, в ясные дни можно увидеть островок Ойе, где прежде испытывались ракеты А-5 – уменьшенная версия А-4. В такие дни удается увидеть даже белые скалы далекого острова Рюген.
Я сосредоточил внимание на ИС-7, где случайные крики рабочих и вой двигателя платформы смешивались с непонятными фразами из системы громкоговорящей связи. Те, кто готовил ракету к запуску, постепенно, словно под действием невидимой силы, исчезали в центре управления. И вот с площадки убежал последний человек, махнув рукой человеку у перископа – «все в норме».
И внезапно ИС-7 превратился в молчаливую пустыню. Только тонкая, закручивающаяся струйка пара, выходящая из-под консоли стабилизатора, свидетельствовала о том, что время не остановилось. Секунды тянулись, как минуты. Все замерло. Затем мое внимание привлек ястреб, лениво парящий над деревьями. Я бессознательно следил за его изящным полетом.
Неожиданно тишину прорезал вой сирены. Через мгновение она смолкла.
– Началось, – прошептал Хартмут.
Струя пара уменьшилась, затем исчезла. Я услышал слабый свист сжатого газа.
– Идет предварительный наддув бака жидким кислородом, – объяснил Хартмут.
Шипение несколько раз то прекращалось, то возобновлялось. Через секунду у хвостового отсека ракеты вспыхнуло яркое пламя.
– Зажигание!
Хартмут едва успел произнести это слово, как послышался двойной резкий щелчок. В тот же миг из хвоста ракеты вырвалось оранжевое пламя, несколько секунд извиваясь и пульсируя, словно живое существо. Затем пламя стабилизировалось и стало вертикальным. Я услышал негромкий рокочущий звук.
– Предварительная ступень… Теперь смотри!
Внезапно пламя стало ярко-желтым и вырвалось в пламеотводящий канал. Затем оно приобрело ромбовидную форму. Выхлопные газы, смешавшись с водяным паром из подтекающих труб системы охлаждения, резко вздыбились над пламеотводящим каналом. Невероятный шум давил на мои ушные перепонки и грудь. Сначала рев был устойчивым, потом стал прерывистым, а облака дыма и пара стали пульсировать в определенном ритме.
Шум стал невыносимым. Последние 60 секунд показались вечностью. Затем пламя стало быстро убывать, а потом исчезло. Далее стих пронзительный свист клапанов топливных баков и шум распыляемой воды.
Почти сразу же инженеры и механики наводнили площадку и сосредоточились на результатах испытания. Платформы подняли, начали проводить защитные мероприятия. Я повернулся к Хартмуту:
– Я под впечатлением! Какой звук!
Именно шум всегда оставлял у меня самые незабываемые впечатления. Не только своей громкостью, которая не поддается описанию. Шум обрушивается на вас с реальной физической жестокостью, разрывая и скручивая внутренние органы. Шум может вызвать у вас не только дискомфорт, но даже боль. И он повсюду, от него не спрятаться. Только услышав рев ракетного двигателя с близкого расстояния, вы поймете, что это такое.
– Я понимаю тебя, – произнес Хартмут. – Ты под огромным впечатлением, но так будет всегда. К запускам ракет невозможно привыкнуть. Их звук всегда удивителен. Теперь, – он указал на ИС-7, – они будут отключать приборы и технику, сливать остатки топлива из баков, собирать камеры, просматривать диаграммы самописцев, чтобы проверить, можно ли испытывать другую ракету. Это не так чарующе, как запуск, но эта работа важна.
Вдруг меня понесло.
– Хартмут, канцелярская проволочка… Повлияй, чтобы меня поскорее приняли.
Мы спускались с ИС-1, и два механика, услышав мои слова, удивленно на меня посмотрели. Я едва обратил на них внимание.
– Я так долго этого ждал, – продолжал я. – Пожалуйста, позвони еще раз в отдел кадров, а?
Улыбнувшись, Хартмут кивнул.
– Учебники, отчеты, результаты испытаний, основные принципы… Я все нагоню!
Хартмут широко улыбался, но молчал. По сей день я благодарен ему за то, что он не испортил то мгновение своим трезвым реализмом. Тогда я витал в облаках и был уверен, что не имею права терять ни минуты, ибо волокита негативно повлияет не только на меня, на ракетостроение, но и на всю страну.
«Я ни о чем не могу тебе рассказать, – писал я в ту ночь Ирмель, – но сегодня самый радостный день в моей жизни…»
Глава 4. Работа и бедствие
На следующий день я получил официальное назначение на должность инженера-проектировщика BGS в департамент электрических приборов. После увиденного накануне данная новость спровоцировала у меня разочарование и неуверенность. Я позвонил Хартмуту.
