Оттуда, где я стоял, море оказалось почти спокойным. Ветер, тени от облаков и разница в глубинах воды придавали поверхности моря светло-синие и зеленые оттенки. На горизонте море сливалось с небом. В море было несколько рыбацких лодок, от ветра шум их бензиновых моторчиков становился то громче, то тише. При виде моря я всегда испытывал восторг. Сегодня оно произвело на меня особенно сильное впечатление – какой невероятный контраст со скукой и бессмысленностью, одолевавшей меня прошедшие месяцы.
Я достал дорожную карту Северной Германии, которую мне вручил Хартмут. Внизу карты был отмечен Берлин и идущие от него во всех направлениях дороги. Река Одер в 80 километрах к востоку от столицы извивалась голубой лентой в северном направлении – к Балтийскому морю. Я разгладил развевающуюся на ветру карту и увидел место, где Одер образует огромную дельту на Балтике, и промышленный город Штеттин на южной оконечности.
Я внимательно посмотрел на карту. Дельта не выходила непосредственно в море, а была почти полностью окружена двумя крупными островами: Воллин на востоке и Узедом на западе. В море можно было выйти только через три узких протока.
Я впервые приехал на Узедом, но, если верить карте, побывал неподалеку от острова несколько лет назад, когда посещал остров Рюген. Подняв глаза, я решил разглядеть Рюген, но увидел лишь почти идеальную прямую линию пляжа, исчезающую в дымке. На острове Узедом находились знакомые мне места: Свинемюнде, Герингсдорф, Цинновиц, а также более мелкие поселения вроде Козерова.
Но где же Пенемюнде? Мне потребовалось некоторое время, чтобы его найти. Он находился неподалеку от северо-западной оконечности острова Узедом, на побережье с видом на материк, на одном из трех рукавов Одера. Пенемюнде означает «устье реки Пене». На самом деле такая извилистая река, чуть шире ручья, проходила по материку и впадала в западный рукав Одера.
Вдруг слева от себя я заметил лестницу, ведущую к пляжу. Преодолев двести ступенек, я оказался на чистом, однородном песке. Положив одежду на плетеный пляжный стул и облачившись в заимствованные у Хартмута плавки, я решил хорошенько поплавать.
Потом я осматривал Козеров, оказавшийся сонной деревушкой. В конце концов пришел на железнодорожную станцию, на которую через некоторое время должен был приехать Хартмут. Ожидая, я расслабился и стал наблюдать за типичной жизнью маленького поселения. Из прибывшего с севера поезда вышло около ста человек. Вскоре я увидел усталого, но веселого Хартмута.
– Еще один день закончился, – проворчал он. – Не надо было сюда приезжать! – Он улыбнулся. – Ну а ты что делал?
Я рассказал ему, чем занимался.
– Значит, отдыхал, да? Полон энергии и идеалов? Ладно, ты сам напросился! Завтра поедешь со мной на завод.
На следующее утро мы сели в поезд и поехали в исследовательский центр, находящийся примерно в 40 километрах к северу от Козерова. Поезд состоял из старых вагонов, списанных Федеральным управлением железной дороги Германии в 1930 году и возвращенных исключительно для использования в военное время.
– Главный человек на заводе, – начал Хартмут, когда поезд отошел от станции Козеров, – доктор Вернер фон Браун – чрезвычайно успешный человек и движущая сила всего процесса. Он молод, по-моему, ему тридцать два года. – Он нахмурился. – К сожалению, он занимается только техническими вопросами. Видишь ли, еще у нас есть руководящая верхушка. За редким исключением руководители лишь отдают честь и входят в состав правления. Иначе говоря, они вставляют нам палки в колеса.
Я заметил, что Хартмут злится. А мне-то казалось, что с трудностями я распрощался на Восточном фронте.
– Запомни, это не частное предприятие, – напомнил мне Хартмут, качая головой, а затем добавил: – Тебе также придется забыть некоторые инженерные навыки, о которых ты помнишь с момента работы в «Сименс». Здесь не так уж плохо, но условия, бесспорно, другие.
Поезд ехал с приличной скоростью, лесополосы по обеим сторонам трассы стали редеть, как только мы выехали из Козерова. Перед нашими глазами предстали пастбища, на которых изредка попадались пасущиеся коровы. Справа появилась дорога, параллельная железнодорожному пути. Дамбы блокировали вид на море. Вскоре поезд остановился.
– Где мы? – спросил я.
– Это Дамеров. Когда-то здесь была деревня, но ее смыло во время шторма около ста лет назад. Теперь это всего лишь контрольная точка – первая из нескольких, которые мы должны проехать. – Он указал в окно. – Здесь тупиковый рукав реки Пене. Он почти подходит к рельсовому пути.
Охранник примерно пятидесяти лет, в невзрачной униформе ходил от скамейки к скамейке. Хартмут показал ему свой идентификационный жетон, а я – командировочное предписание. Охранник буркнул: «Ладно» – и пошел дальше. Вскоре мы снова отправились в путь.
Затем была краткая остановка в деревне Цемпин, а потом поезд, пыхтя, прибыл наконец в Цинновиц – одно время модный курорт, а сейчас территория, почти полностью занятая работниками Пенемюнде. Хартмут встал, и я вышел вслед за ним из поезда. Через ворота мы прошли в зал типичной для маленького городка железнодорожной станции. В зале было довольно оживленно; я заметил много людей в униформе сухопутных войск и авиации.
– Мы приближаемся к заводу. Станцию ты увидишь примерно с половины седьмого до семи утра, когда поезда из Свинемюнде и Вольгаста прибывают один за другим, а пассажиры пересаживаются на электрички. Это похоже на пересадку из Берлинского метрополитена на городскую электричку в час пик.
Нам потребовалось несколько минут, чтобы пешком добраться от станции Федеральная до станции Заводской терминал, представлявшей собой простую, низкую деревянную конструкцию с плоской крышей. Внутри здания не было кассы. На стенах висели различные объявления: расписание движения поездов, плакат «То, что ты видишь и слышишь, должно остаться в этих стенах» и простой указатель «К поездам».
В это время суток из нескольких ворот были открыты только двое. Мы представили наши документы людям в военной форме и вышли на длинную платформу, по обеим сторонам которой проходили железнодорожные пути. Слева, возле здания, был огромный стеллаж с велосипедами. Мы остались одни на платформе. Потом я заметил ожидающий нас поезд и воскликнул:
– Да ведь это же берлинская S-Bahn!
[1]
Я увидел знакомый современный поезд с большими окнами, стильным интерьером и автоматическими двойными дверями. Мы вошли в двери ближе к середине поезда и расположились у окна.
Раздался свист – поезд тронулся и стал стремительно набирать скорость. Быстрое клацанье переключателями и стук от перехода поезда на другой путь вскоре стихли, и мы увидели единственную колею, ведущую из Цинновица к южной проходной завода. Будучи частым пассажиром электричек, я ждал, что состав снова начнет набирать скорость, но этого не произошло.
– Почему он не едет быстрее? – воскликнул я.
Хартмут усмехнулся:
