Конечно, все вдохновенные речи и военное искусство Ираклия не стоили бы ничего, пади Константинополь в 626-м. Его географическое положение таково, что, лишись Византия столицы, Малая Азия оказалась бы отрезана от остальных частей империи и не осталось бы ничего, что удерживало бы их вместе. Другого хорошо укрепленного города, который мог бы заменить Константинополь, став центром управления, у византийцев на Востоке не было. Единственными альтернативами могли служить находившиеся на Западе Равенна, Карфаген и, возможно, Сиракузы. Таким образом, империя прекратила бы свое существование к востоку от Босфора и византийцы потеряли бы центр, определявший их культуру и мировоззрение. После того как в 626 году Константинополь все-таки выстоял, вера византийцев в то, что их империя находится под защитой Господа, укрепилась, а город приобрел почти мистическую ауру: считалось, что ему покровительствует Богородица.
Теперь, когда расчеты Ираклия оправдались, он мог снова повести наступление в самом сердце вражеских территорий. В сентябре 627 года он вновь пришел с войсками в Персию и опять застал Хосрова врасплох. Персидский шах думал, что угроза миновала, потому что лето закончилось и время военных походов подошло к концу, так что армия Ираклия успела дойти до древней Ниневии, прежде чем встретилась с войском персов, преградившим ей путь на Ктесифон. Утром 12 декабря 627 года две армии сошлись в битве на широкой открытой равнине, и сражение продолжалось весь день. Ираклий был в самом центре кровавой схватки и получил ранение в лицо. Но в конце концов персидский полководец был убит, и византийцы покинули поле боя с 28 захваченными знаменами. Остатки персидской армии отошли, в то время как Ираклий двинулся к Дастагирду, резиденции Хосрова, где разрешил своим войскам разграбить и сжечь дворец шахиншаха. Сам Хосров, который еще за девять дней до прибытия Ираклия был в этом дворце, бежал ночью и укрылся в сельском доме. Несколько дней спустя преследовавшие шаха византийцы достигли и этого места. Хосров был уже далеко, но Ираклий, по свидетельствам, был поражен, когда увидел узкую дверь, ведущую в дом. Зная, что Хосров был человеком крупным, он поразился тому, что шах сумел в эту дверь войти.
Победа в Ниневии не была решающей. Персидская армия отступила, но уцелела, и Хосров усилил ее еще 3000 воинов. Однако поспешное бегство шаха и неблагоприятное течение войны вызвали недовольство в его собственном окружении. Возник заговор, который возглавил Широе – старший сын Хосрова. Группа заговорщиков захватила власть 23 февраля 628 года. Хосров был убит. Взойдя на престол, Широе почти сразу отправил к Ираклию посланников, прося мира и обещая вернуть все территории, захваченные с 602 года, а также освободить всех пленных, взятых в ходе долгой войны, в том числе и патриарха Захарию и других несчастных, захваченных в Иерусалиме в 614 году. Посланники также вернули Животворящий Крест и другие похищенные реликвии. Ираклий принял условия мира и отвел войска: он добился того, что хотел. К тому же он знал, что Шахрвараз, персидский полководец, осаждавший Константинополь в 626 году, был не в ладах с шахским двором в Ктесифоне, и понимал, что вскоре в Персии может начаться внутреннее противостояние. В следующем году персы оставили Сирию, Палестину и Египет, и восточные границы Византии вернулись к состоянию на 602 год.
Возвращение Ираклия в Константинополь было исключительно торжественным. На азиатской стороне Босфора, в Иерии, его встречала огромная толпа горожан, впереди которой были его сын Константин и патриарх, все с оливковыми ветвями и свечами. Прибыв в город, Ираклий устроил победное шествие по ипподрому, во главе которого шагали четыре трофейных слона. Но самым волнующим стал праздник победы, устроенный в Иерусалиме весной 630 года, когда Ираклий прибыл туда с Животворящим Крестом, чтобы вернуть его в Святой город. Однако он также хотел свести счеты. Иудеи, часть которых помогала персам, были изгнаны из города и лишены права жить в пределах пяти километров от него. Христиане-несторианцы, секта, которой отдавалось предпочтение, когда город находился под властью персов, лишились своих храмов – их отдали халкидонитам. Однако эти карательные меры были не слишком жестокими. Ведь Ираклий мог позволить себе быть великодушным. Он добился того, чего так редко удается достичь с помощью войны, – безоговорочной победы после многих лет, когда поражение казалось неизбежным. Мало кому из правителей доводилось испытать на своем веку такое торжество. И мало кому доводилось так быстро и безвозвратно потерять все завоеванное, как это случилось с Ираклием.
* * *
Едва закончились празднества, как начали приходить сообщения о нападениях арабов на сирийскую границу. Однако в Константинополе их восприняли не слишком серьезно. Арабы часто совершали набеги в поисках добычи, и это было задачей наместника – собрать силы и изгнать их. Так, весной 529 года арабы добрались до предместий Антиохии, но под напором византийской армии быстро ретировались. И вообще, арабов, хоть они и доставляли неприятности, не считали серьезной угрозой. Они были разделены на небольшие племена и потому не могли собрать большое войско, как персы и авары. Кроме того, они постоянно враждовали друг с другом, и на это уходили их основные силы. Бороться с ними можно было простым способом: заключить с каким-то из этих племен союз против персов и других арабов. И одно такое союзническое племя было – гассаниды. Его территории вдоль сирийской границы служили буфером против вторжений других арабских племен. Юстиниан приглашал их царя, христианина-монофизита аль-Хариса ибн Джабалу, в Константинополь в 563 году, а Ираклий в 624-м вторгся в Персию, имея среди своих воинов много гассанидов. Таким образом, византийцы традиционно общались с арабами точно так же, как с другими соседними народами, способными доставить проблемы. В любом случае у Ираклия были дела поважнее, чем участие в мелких стычках на границе.
Эффектная победа над персами и возвращение Сирии и Египта означали, что теперь византийскому императору предстояло взяться за решение проблемы, которая тревожила еще Юстиниана и его предшественников: добиться какого-то согласия между монофизитами и халкидонитами. Та легкость, с которой персы завоевывали восточные провинции в период с 613 по 619 год, отчасти объяснялась безразличием местного населения: оно не видело причин противостоять захватчикам и защищать власть, которая считала их веру ересью. Персы умело воспользовались этой ситуацией. Множество иерусалимцев-халкидонитов были убиты, а монофизитов не тронули. Теперь, когда персы ушли с этих территорий и в Александрии и Антиохии были восстановлены византийские наместники, нужно было добиться того, чтобы восточные провинции примирились с правлением из Константинополя. Эта проблема преследовала Византию на протяжении всего ее существования. При всей значимости Константинополя, способствовавшей спасению империи в момент кризиса, сконцентрированные там богатства и власть отталкивали окраинные территории, для жителей которых столица была далекой и чуждой. Императоры успешно налаживали отношения с иностранными захватчиками и привлекали их к защите империи, но добиться того же результата в отношении своих собственных монофизитов было куда сложнее.
Как и многие до него, Ираклий решил испробовать компромиссное решение. В 630 году он встретился с патриархом Антиохии, который был монофизитом, и 12 другими епископами, чтобы выработать доктрину, с которой могли бы согласиться обе стороны. Они пришли к тому, что получило название «моноэнергизм»: к идее о единстве действий Христа как Богочеловека. В июне 633 года в Александрии прошел собор духовенства, который провозгласил моноэнергизм общепризнанным вероучением. Монофизиты вроде бы были готовы принять его, и в какой-то момент стало казаться, что расколу скоро придет конец. Однако же новая доктрина не устроила халкидонитов, и ее так резко осудили в Константинополе и Риме, что Ираклий был вынужден отказаться от нее. В 638 году на свет родилась новая компромиссная доктрина – монофелитство, идея о том, что, хотя Христос имел и божественную, и человеческую природу, божественная воля едина. Эта инициатива получила еще меньше сторонников, чем предыдущая, ибо она была совершенно неприемлема для монофизитов и устраивала очень немногих халкидонитов. Полный решимости продвинуть ее, Ираклий прибег к силе, и монофизитское духовенство снова было загнано в подполье. К этому времени на первый план снова вышла проблема очередной волны вторжений.
