В основу догматического обоснования иконопочитания у Иоанна легли две идеи. Согласно первой, восходящей к Платону и неоплатоникам, изображение выступает символом и связующим звеном. Иоанн проводит различие между самой иконой и лицом, изображенным на ней. Почитание иконы, утверждает он, не является идолопоклонством, поскольку молитвы адресованы не дереву, на котором написана икона, а святому, пребывающему вне ее. Далее Иоанн опровергает тот аргумент иконоборцев, что любое изображение Христа представляет только его человеческую сущность, тем самым косвенно отрицая Божественную природу Спасителя. В качестве контраргумента Иоанн связывает иконопочитание с вочеловечением Христа. Только принимая иконы, утверждает Иоанн, можно принять истину вочеловечения Христа. Если же вы отрицаете, что Христос может быть изображен красками на дереве, то тем самым отрицаете также, что он мог существовать во плоти. Чтобы подкрепить свое утверждение, Иоанн ссылается на Преображение на горе Фавор, когда Божественная слава воссияла вокруг Иисуса и его ученики преклонили колени и молились ему. Они молились не плоти и крови человеческой, в которой был явлен Христос, но Богу, который пребывал вне его, и то же самое происходит с иконами. Таким образом, делает вывод Иоанн, иконопочитание не только законно, но является неотъемлемой частью православной христианской веры.
Подобные доводы служили поддержкой иконопочитателям, но едва ли могли быть приняты во внимание властями, пока был жив Константин V или его сын и преемник Лев IV (правил в 775–780 гг.), разделявший взгляды отца. Тем не менее немало сторонников иконопочитания оставалось даже при дворе императоров-иконоборцев. Так, Лев IV обнаружил, что некоторые из его царедворцев тайно молятся пред иконами, и, более того, нашел две небольшие иконки, спрятанные под подушку, в спальне своей жены. Императрица Ирина была родом из Афин, города, который остался в составе Византии, несмотря на господство славян на Балканах, и в котором преобладало иконопочитание. Ей удалось избежать мужниного гнева, видимо потому, что она сделала вид, что не знает, откуда взялись эти иконы. А вскоре, в сентябре 780 года, Лев IV скоропостижно скончался в возрасте всего лишь 30 лет.
Сыну почившего императора, Константину VI, было всего 10 лет, и в таких случаях в Византии было принято, чтобы мать мальчика становилась регентшей и правила при участии советников. Так произошло и с Ириной. Учитывая ее приверженность иконопочитанию, она, должно быть, восприняла это как ниспосланную свыше возможность изменить официальную политику по отношению к иконам, но в начале своего регентства не решалась открыто предпринимать какие-либо шаги в этом направлении. Неодобрение иконопочитания оставалось официальной доктриной, имевшей много сторонников, в то время как группа царедворцев начала открыто выступать за то, чтобы вместо Ирины и ее сына на престол взошел дядя мальчика, Никифор, младший сын Константина. Весной 781 года на стороне Никифора выступил стратиг Сицилии, и пришлось отправить на остров флот, чтобы подавить мятеж.
Только по прошествии четырех лет Ирина почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы начать действовать. Начала она с того, что написала Папе Римскому о том, что хотела бы положить конец расколу в Церкви по вопросу отношения к иконам и созвать для этого собор. К тому времени патриархом Константинополя стал человек близких ей взглядов, Тарасий, и многие епископы также готовы были поддержать официальное возвращение к иконопочитанию. По повелению Ирины архиерейский собор был созван в храме Святых апостолов, крупнейшем церковном сооружении Константинополя после собора Святой Софии. На него прибыли папские прелаты и патриархи Александрии и Антиохии, а сама императрица и юный император присутствовали при начале обсуждения, наблюдая с балкона. Однако без тагматы Ирина не имела веса. Обсуждение было прервано громким стуком в двери: в церковь ворвались солдаты с обнаженными мечами. Верные памяти Константина V, они грозили убить патриарха и всех, кто вмешивался в веру православную. Ирина отправила своих личных воинов вниз, чтобы они восстановили порядок, но солдаты отказались уходить, и патриарх вместе с поддержавшими его епископами вынужден был удалиться. Те же епископы, что остались, радовались вместе с солдатами тому, что собор не состоялся.
Очевидно было, что мощную поддержку иконоборчеству нужно устранить. Для этого было объявлено об угрозе арабского нашествия. Тагмату услали из Константинополя на Восток, а в столице, наоборот, разместили войска из фем. А затем тагмату разоружили. Семьи солдат были выдворены из Константинополя и отправлены к ним, и им был дан приказ возвращаться в свои дома, так как их служба больше не требовалась. Новое элитное воинское формирование набиралось под командованием офицеров, преданных Ирине. Но несмотря на это, когда собор возобновился, Ирина предпочла провести первые его заседания в Никее, подальше от Константинополя, где иконоборцы могли устроить демонстрации. В главном городском храме собрались 367 святых отцов, и дебаты начались снова. Вероятно, Ирина созвала туда епископов– иконопочитателей, понимавших, что их задача – восстановить поклонение иконам, но они искренне попытались дать этому убедительное богословское обоснование. Святые отцы обсудили труды Иоанна Дамаскина и включили приведенные им аргументы в постановления собора. Обращались также к более ранним авторитетным источникам, чтобы доказать, что иконопочитание не было новшеством, но практиковалось христианами на протяжении многих веков. Старые авторитетные труды были внимательно изучены и подвергнуты сравнению, чтобы убедиться, что никто не переписывал тексты и не делал в них более поздних вставок. Завершив эту работу, собор вернулся в Константинополь и провел заключительное заседание в зале Магнавра в Большом дворце. Именно там в 787 году постановления собора, который стал известен как Второй Никейский собор или Седьмой Вселенский собор, были оглашены публично. Они грозили проклятием всякому, кто не поклонится священным изображениям или будет называть их идолами. Вскоре после этого образ Христа был вновь помещен над Медными воротами.
Однако это не положило конец спорам. Немедленной резкой ответной реакции со стороны иконоборцев не последовало, но спустя поколение череда поражений, которые византийцы потерпели от болгар во времена императора Льва V (правил в 813–820 гг.), привела к отмене в 815 году постановлений Никейского собора якобы потому, что Бог наказывал византийцев за их идолопоклонство. Непокорных монахов и епископов, не захотевших принять эти изменения, отправили в изгнание. Еще один император-иконоборец Феофил (правил в 829–842 гг.) зашел дальше и приказал вырезать у двух монахов на лицах надписи, сообщавшие, что те распространяют ересь. До конца жизни монахи должны были ходить с этими надписями. Чаще, однако, противников иконоборчества ссылали на острова в Мраморном море, где они не могли доставить никаких неприятностей. Свидетельств массового уничтожения образов в ходе этого второго периода иконоборчества немного. Затем маятник качнулся в обратную сторону, и история повторилась. Когда в 842 году император Феофил умер, его сыну Михаилу III было всего два года. И снова регентом стала вдова покойного императора, и вновь она оказалась тайной иконопочитательницей. Как и Ирина, императрица Феодора якобы хранила святые образы в своей спальне, а застигнутая придворным шутом за молитвой, избежала разоблачения, убедив его, что она просто играла с куклами. Но в отличие от Ирины Феодора действовала без промедления и уже в 843 году созвала новый собор, вернувшийся к постановлениям 787 года – на этот раз навсегда. К этому времени иконоборческое движение уже стало угасать, и недовольства, такого, с каким столкнулась Ирина, когда созвала собор в храме Святых апостолов, не последовало. Однако мир и гармония не воцарились и после этого. Не успели византийцы согласиться с тем, что почитание икон есть православный догмат, как начались споры по поводу того, насколько великодушны должны быть победившие иконопочитатели и как поступить с бывшими иконоборцами, в частности епископами. Патриарх и люди умеренных взглядов считали, что те должны быть просто изгнаны из своих епархий, а фанатики требовали расправы. Разногласия не прекращались долгие годы, пока не возникла другая проблема, затмившая прежнюю. Но Византию постоянно сотрясали теологические споры: это было составляющей политического процесса.
