— Косатка.
— Это животное… рыба?
— Мой тотемный анимус. — Это ложь, но Ариэль не поймет. Хетти вне досягаемости. Хетти неприкосновенна; отношения между женщиной и ее фамильяром не подвергаются чьим-то капризам или моде.
— Понятно. Религия. Полагаю, вот это все религия тебе не запрещает? — Ариэль вручает Марине букет ткани, мягкой и ароматизированной запахом свежей стирки, только что из принтера. — Что ты ищешь?
— Где бы переодеться.
Квартира Ариэль куда меньше и аскетичнее, чем Марина представляла себе. Белая. Много ровных поверхностей. Минималистское убежище от бесконечных голосов, цветов, шума и гама, людей, людей, людей? Единственное украшение — портрет размером во всю стену, блеклое изображение женского лица; должно быть, незнакомке поклонялись и сочинили о ней целую агиографию, но Марине Кальцаге все равно ничего об этом не известно. Закрытые глаза, несимметрично приоткрытый рот тревожат ее. Что-то в этой картине есть наркотическое и оргастическое.
Она берется за дверную ручку.
— Не туда, — говорит Ариэль так поспешно, что Марина решает позже разобраться, что за дверью. — Сюда.
Марина втискивается в платье. От обилия кружевных оборок ей делается душно. Корсаж нелеп. Как вообще в таком ходят, дышат? Куда спрятать оружие? Тазер в декольте, нож — в ножны на внутренней стороне бедра. Нельзя портить силуэт такого высококлассного наряда.
— Ноги.
— Что?
— Побрей их. И надо будет организовать для тебя перманентную депиляцию.
— Хрен вам.
Ариэль показывает ей пару прозрачных чулок.
— Ладно…
Открывая дверь ванной, Марина замечает, как Ариэль закидывает ее старую одежду в депринтер.
— Эй!
— Ежедневная печать. По меньшей мере. Мой брат — дикарь. Он бы полмесяца ходил в одном и том же скаф-трико.
Марина натягивает чулки на ноги, ставшие теперь гладкими. Надевает туфли. Даже при лунной гравитации ей ни за что не простоять в них больше часа. Это оружие, а не обувь.
Ариэль окидывает Марину придирчивым взглядом.
— Повернись.
Марина с трудом совершает пируэт. Своды обеих стоп уже ноют.
— Судя по виду, ты чувствуешь себя так же уютно, как монашка на вечеринке онанистов, но и так сойдет. Вот. — Ариэль протягивает ей мягкие балетки. — Секрет высшего общества. Положи их в сумку и, как только представится возможность, надевай. Просто позаботься о том, чтобы этого никто не заметил. Идем на работу.
Марине не привиделась легкая улыбка на губах Ариэль.
— Такое бывает?
— Ты о чем?
— О вечеринке онанистов.
— Корасан, ты теперь живешь в квадре Водолея.
Я провела в суде вот уже три дня и все равно не понимаю лунное право. Принцип мне ясен — его все схватывают на лету: нет ни уголовного, ни гражданского права, только контрактное. Я заключила десятки… нет, сотни контрактов. С большинством из них справляется Хетти, даже не уведомляя меня. Воздух и камни здесь пропитаны миллиардами контрактов, которые люди заключают ежесекундно каждый день. Контракт — это Пятый Базис. Суд Клавия, похоже, предназначен для того, чтобы избегать закона. Больше всего на свете им ненавистна идея о создании нового закона, потому что он все свяжет и отнимет свободу переговоров. Тут полным-полно законников, но не законов. Дела, которые рассматривает суд, — это затянувшиеся переговоры. Обе стороны торгуются из-за того, какие судьи будут председательствовать и сколько им следует заплатить. Они больше похожи на кинопродюсеров, чем на адвокатов. На первых заседаниях речь идет только о компенсации за необъективность — никто и не рассчитывает на беспристрастность судей, так что контракты и судебная процедура это учитывают. Иногда судьи сами платят, чтобы получить право судить. Обо всем можно договориться. У меня есть теория: вот по этой причине на Луне все такие сексуально раскрепощенные. Дело не в ярлыках вроде гетеро-, гомо-, би-, поли- или а-. Дело в тебе и том, что ты хочешь делать. Секс — это контракт между тем, кто трахает, и тем, кого трахают.
Суд Клавия — звучит очень величественно, не правда ли? На ум приходит мраморный дворец в римском стиле. А вот и нет, скажу я тебе. Это лабиринт туннелей, переговорных комнат и залов заседаний в самой старой части Меридиана. Воздух затхлый, пахнет лунной пылью и плесенью. Но в первую очередь сбивает с толку шум: сотни адвокатов, судей, истцов и прочих участников, все орут, предлагая свои услуги, рьяно добиваются, чтобы им дали работу. Это как в старых фильмах про биржи: мужчины в галстуках толкутся и выкрикивают заявки и предложения. Это правовой рынок. Ну так вот, ты нанимаешь адвокатов, судей, арендуешь зал заседаний. Потом надо решить, как будет проходить рассмотрение твоего дела — продаются не только адвокаты и судьи, но и системы правосудия. Итак, я наконец-то выяснила, для чего нужен «защитник». Защитник — это громила, обычно мужчина, обычно Джо Лунник, потому что мы физически сильнее. Совершенно не противоречит закону разобраться со спором посредством дуэли, или, если сам не хочешь драться, можно нанять кого-то, чтобы он сделал это за тебя. Вот он и называется защитником. Предположительно, Ариэль спровоцировала большую правовую бурю, объявив о суде посредством поединка и раздевшись до бойцовского трико перед всем судом. Я с трудом могу себе такое представить. Впрочем, она адвокат по бракам и разводам, так что, наверное, все не так уж странно.
Итак, я в суде с Ариэль, а это значит, что бо́льшую часть времени она проводит в каком-нибудь зале, разговаривая с другими адвокатами и судьями, а я сижу снаружи и играю в игры с Хетти. Или пишу посты для вас, ребята. Или просто пытаюсь разобраться в лунном праве без того, чтобы у меня мозг расплавился. Казалось бы, благодаря контрактам все должно складываться в стройную систему, но даже соглашения, не допускающие двойных толкований, противоречат лунному принципу о том, что все можно решить посредством переговоров, во всем есть что-то личное. Всегда должны существовать лазейки — в каждом контракте должно быть пространство для маневра. Лунное право не верит в вину или невинность, в абсолютную правоту или абсолютное зло. Я говорю: а это разве не означает, что вина возлагается на жертву? Нет, отвечает Ариэль, все дело в личной ответственности. Даже не знаю… Мне все это кажется похожим на анархию, но ведь система как-то работает. Дела решаются. Правосудие вершится, и люди выполняют предписания. Похоже, они куда больше довольны таким порядком, чем мы своими системами правосудия. На Луне нет апелляций; сама идея апелляции означала бы неудачные переговоры, что здесь равнозначно катастрофическому культурному шоку. И потому процессы тянутся долго, полны бесконечного трепа, но результаты выглядят надежными. Есть кое-что общее с земным правом: бо́льшая часть работы выполняется за ланчем.
Простите. Задремала. Сейчас два часа ночи, я на приеме — думаю, это прием или, может быть, презентация, — и Ариэль все еще говорит. Не понимаю, как она это делает день за днем. Нет ничего более утомительного, чем разговоры. Это безжалостно. Я вымоталась. Даже бегать больше не могу.
