— Спасибо. Это неправильно. «Спасибо» — слишком простое и слабое слово. Словами этого не передашь.
— Я не могу выйти за тебя, Лукас.
— Знаю. — Лукас встает, разглаживает одежду. — Прости за публику. Я их отослал. Я слишком привык все делать по-своему. Если ты отправишься в Царицу Южную, обещаю тебя не преследовать.
— Лукас…
Жоржи притягивает Лукаса к себе. Они целуются.
— Я буду прислушиваться к упоминаниям о тебе, — говорит Лукас. — Ты доставил мне такую радость.
Снаружи клуба он отпускает охранников и идет один к квадре Сан-Себастиан. Долгие бегуны пересекают проспект Эллен Очоа
[38] по мосту на десятом уровне. Барабаны и напальчиковые тарелки, песнопения. Обычно Лукас высмеивает Карлиньоса за его преданность Долгому бегу, но этим вечером цвет, ритм, красивые тела находят щель в его доспехах. В некоем времени и пространстве суметь отказаться от собственного «я», очутиться вне пределов, ограниченных этим каркасом из плоти, заточенным в темнице из камня… Лукасу доводилось слышать, что некоторые Долгие бегуны теперь верят, будто именно они — тот двигатель, благодаря которому Луна вращается вокруг Земли. Этакая космическая беговая дорожка. Вера, должно быть, весьма утешает.
Квартира приветствует Лукаса и готовит мартини из его личного джина. Он идет в звуковую комнату. Ноты, слова и вздохи, паузы и обертоны, пойманные в ловушку между стенами и полом… На Луне нет призраков, но если бы они были, то оказались бы именно такими: пойманные слова, шепоты, впечатанные в камень воспоминания. Лишь в них Лукас мог бы поверить.
Бессловесный от утраты, он швыряет стакан о стену. Комната безупречно отражает звуки разбивающегося стекла.
Коды все еще действуют. Лифт отвечает его команде. Кабина дожидается в малоиспользуемом вестибюле возле главного входного порта в Боа-Виста. Он оставляет отпечатки в скопившейся за годы пыли на полу; он представляет себе, как механизмы рокочут, возвращаясь к работе после долгого бездействия. Купол непрозрачный, пыльно-серая полусфера, но он знает, что находится на поверхности. От прикосновения его фамильяра системы оживают. Он проводит пальцами по чановой коже, которой обиты кушетки, и оставляет следы в пыли; кресла, пробудившись, поворачиваются к нему. Он чувствует человеческий дух в старой пыли, покалывание электричества, слегка жженый запах поверхностей, которые годами бомбардировали солнечные лучи.
Медленно и очень официально Вагнер снимает с себя всю одежду. Он стоит обнаженный под высшей точкой купола, легко балансируя на пятках — в позе бойца. Его тело выглядит ужасно, все в лиловых синяках и ссадинах, в струпьях. Волчья любовь — жестокая любовь. Он дышит глубоко и ровно.
— Очистить стекло.
Купол становится прозрачным. Вагнер стоит голым на поверхности Моря Изобилия; пыль под его ногами сливается с пыльным реголитом, испещренным вечными отпечатками ног и следами шин. С валунами, которые стояли здесь еще до зарождения жизни. С далеким краем Мессье А.
Но Вагнер пришел сюда не поэтому. Он широко раскидывает руки и смотрит вверх. Полная Земля озаряет его своим сиянием.
Он всегда узнавал, когда Земля становилась круглой. В семь, восемь, девять лет от роду, свернувшись клубочком в своей постели глубоко в недрах Боа-Виста, он смотрел в потолок и не мог уснуть, потому что земной свет лучился внутри его головы. В десять, одиннадцать, двенадцать во время полной Земли он делался гиперактивным, раздражительным и склонным к ослепительным фантазиям. Доктора прописали лекарства от СДВГ. Мадринья Флавия бросила их в депринтер. Ребенка коснулась Земля, только и всего. Ни одно лекарство не сможет погасить этот яркий свет в небесах. Тринадцать. Полная Земля вызвала его из постели, через спящий Боа-Виста в этот лифт, в этот обзорный купол. Он закрыл дверь, разделся. Тринадцать — возраст, когда все меняется, и его тело делалось сильнее, длиннее, полнее. Он становился незнакомцем в собственной шкуре. Он стоял голым в земном свете и чувствовал, как тот дергает его, рвет, делит на двух Вагнеров Корта. Он запрокинул голову и завыл. Шлюз открылся. Вагнер запустил с десяток систем безопасности. Эйтур Перейра нашел его, голого, скрутившегося на полу, трясущегося и скулящего.
За все это время Эйтур ни слова не сказал о том, что обнаружил в обзорном куполе.
Вагнер купается в лучах голубой планеты. Он чувствует, как свет прижигает раны, снимает боль от синяков, исцеляет.
Над Тихим океаном струятся фрактальные завитки белых облаков. Синева земных океанов неизменно рвет Вагнеру сердце на части. Нет ничего более синего. Он никогда не сможет туда попасть. Он посвятил себя далекому божеству, к которому нельзя прикоснуться. Волки — небесные изгнанники.
Ночь уже коснулась нижнего лимба Земли, и его на волосок поглотила тьма. На протяжении следующих дней она будет карабкаться по лику мира. Темная половина жизни Вагнера все ближе. Он покинет это место, стая рассеется, каждый «нэ» превратится в «нее» или в «него». Он обнаружит в себе новые силы для концентрации и сосредоточенности, анализа и дедукции; вернется к Анелизе, и она увидит зажившие отметины, усеивающие его шкуру, но не спросит, хотя вопросы останутся с ними навечно.
Вагнер закрывает глаза и упивается светом далекой Земли.
Карлиньос выслеживал рейдеров на протяжении вот уже тридцати шести часов по всему Морю Кризисов. Они нанесли первый удар в Свифте: три экстрактора уничтожены, пять обездвижены. Схема подрыва кумулятивных зарядов была очевидной. Пока Карлиньос вел байки-преследователи по следам шин, рейдеры ударили опять в Клеомеде F, в трехстах километрах к северу. Уничтожили мобильную базу дозаправки и техобслуживания. Два человека погибли. Карлиньос и его охотники, его касадорес — отборные пылевики и байкеры — прибыли и обнаружили тягач и обиталище со сквозными пятимиллиметровыми отверстиями в двух местах. Входные и выходные отверстия совпадали. Реактивные снаряды.
Два удара на расстоянии трехсот километров, на протяжении часа. На Луне нет призраков, но другие сущности могут одолевать подключенную и заново герметизированную базу: слухи, суеверия, чудовища. Маккензи телепортируются; они практикуют древнюю австралийскую магию; у них свой частный лунный корабль.
— Нет у них частного лунного корабля, — говорит Карлиньос, переключаясь со спутника на спутник. — Это транспортник ВТО «Сокол». — С орбиты узоры рассеяния в пыли видны четко. Карлиньос резервирует на время камеры «лунной петли» и во время второго прохода подъемника № 2 Сан-Жоржи замечает неправильность в тенях кратера Клеомед H. Увеличение превращает пятнышко в безошибочно узнаваемые очертания лунного корабля. — Маккензи воспользовались их услугами.
Охотники Карлиньоса оседлывают свои байки и выезжают. Сан-Жоржи предсказал, что наиболее вероятной мишенью является самба-линия Эккерт; флотилия из шести первичных экстракторов, движущаяся к юго-западной оконечности Моря Змеи. Касадорес выжимают из байков скорость до последней капли, пока над горизонтом не показываются ходовые огни платформ «Корта Элиу». Карлиньос исподволь направляет свою команду в тени медленно движущихся экстракторов. Орбитальные «глаза» Сан-Жоржи сообщают, что прямо за юго-восточным горизонтом только что приземлился лунный корабль. Карлиньос ухмыляется внутри своего шлема и отстегивает блокираторы на ножнах, которые носит на каждом бедре.
