Несколько мгновений он подбирал слова, словно боялся поранить губы, произнося их.
– Когда я приехал, стояла тьма-тьмущая, было всего пять часов, но погода ужасная… Остров выглядел жутко, и я думал, что умру от холода, когда вышел из машины. В окне наверху горел свет, но, сколько я ни стучал в дверь, никто не откликнулся. Я повернул ручку, и дверь открылась. Внутри было почти так же холодно, как снаружи… И тишина. Ни звука, как будто дом пуст, необитаем. Я прошел в комнаты и увидел на полу гостиной кровь. Тогда я побежал наверх, громко зовя Джоша по имени. И…
Он со вздохом положил перед собой очки. Пальцы его дрожали, выдавая волнение.
– Джош лежал на кровати скорчившись, в позе эмбриона. Его руки были закутаны в простыню, красную от крови. Он не двигался, был очень слаб, но еще жив. Я кинулся к нему, сразу вызвал «скорую», не знал, что делать. Я думал, что он пытался покончить с собой или на него напали. Подошел, размотал простыню…
Он поморщился и с усилием договорил:
– Я увидел ужас в чистом виде.
30
Издатель Джоша Хеймана опустил рукава рубашки, словно вдруг замерз. Он продолжал свой рассказ:
– Джош лежал скорчившись на окровавленных простынях, и у него не было пальцев. Ни одного. Все отрезаны до второй фаланги. Вот так.
Он изобразил жест, ударив ребром ладони правой руки по пальцам левой.
– Все десять пальцев, мадам Дюрнан.
– Он отрезал их сам?
– Да.
Шатильон встал и налил себе воды. Он предложил стакан и Абигэль, и оба выпили, чтобы прогнать привкус ужаса. Молодая женщина прекрасно представляла себе, какая страшная картина открылась ее собеседнику на этом острове, смахивающем на про́клятую землю. Шатильон промокнул губы носовым платком.
– Вдобавок его руки были обожжены. Я думаю, он прижигал раны огнем. Приехала «скорая», жизнь ему спасли, но не могли сохранить пальцы. По их словам, Джош не протянул бы и двух суток. Пальцы он отрезал приборчиком вроде миниатюрной гильотины, который сконструировал сам. Хитрая штука с ножом, рычагом, системой шкивов, емкостью для отходов…
Абигэль мотала все на ус. Что же произошло в голове Джоша Хеймана, чтобы он дошел до зверства, достойного фильма ужасов? Психической болезнью от этого так и шибало. Приступ безумия? Параноидальная шизофрения? Издатель смотрел на свои собственные руки, растопырив их перед собой и бережно поворачивая, точно две святыни.
– Если то, каким образом он изувечил себя, не оставляло сомнений, то среди прочих насущных и неотложных вопросов оставался следующий: где его пальцы? Емкость стояла рядом с гильотиной, перепачканная кровью, но пустая. Врачи «скорой» знали, что на приживление надежды мало, но все-таки хотели найти их, эти десять пальцев… Вопрос принципа, понимаете?
Абигэль кивнула, ум ее усиленно работал. Писатель явно не хотел убить себя, только покалечить.
– Где же они были?
– В камине, обугленные, под пеплом. Джош ухитрился запястьями подхватить емкость гильотины и высыпать ее содержимое в огонь.
– То есть он совершил ряд вполне продуманных, спланированных действий, невзирая на боль, которая, должно быть, была ужасной. Он не объяснил причин своего поступка?
– С тех пор он не произнес ни слова.
Абигэль попыталась навести порядок в мыслях после столь неожиданных откровений. Писатель, который отрезает себе десять пальцев прибором собственного изготовления, сжигает их, после чего ложится в свою постель и ждет медленной и мучительной смерти…
– К какому же заключению пришли? Расследование было?
– Расследование не понадобилось. В гостиной, где это произошло, была камера. Джош… он все заснял.
– Вы видели этот фильм?
– Нет, но, по словам его психиатра, Джош смотрел в камеру, когда нож упал на его руки. Никакой паники, никакого страха – ничего.
Он покачал головой, как бы не веря собственным словам.
– Джош изувечил себя сам, его случай относится к области психиатрии. Потом я узнал, что у него уже были кое-какие проблемы в юности, но мы этого не знали, когда публиковали его книги. У меня нет информации о его истории болезни, знаю только, что он до сих пор находится в специализированном лечебном учреждении.
Абигэль чувствовала острый вкус соли на губах: вкус охоты. Ей хотелось понять, вскрыть череп Хеймана и воочию увидеть все его тайны.
– Джош ни за что не хотел, чтобы ему приживили пальцы, поэтому он их сжег, не так ли? Он уничтожил главный инструмент, позволявший ему писать.
– Да. Я не знаю, почему он это сделал и зачем устроил эту омерзительную мизансцену. Писатели, рассказывающие подобные истории в своих книгах, часто бывают одержимы демонами, но чтобы до такой степени… Как жаль! Джош не был великим писателем, но он умел держать читателя в напряжении и мог бы со временем достичь большего.
Абигэль провела рукой по правому запястью, там, где был ожог от сигареты. Огонь клеймящий… Огонь разрушительный… Огонь – свидетель худшего. Она представила себе, как этот человек, которого она видела на фотографиях, сидит перед камином с окровавленными руками и смотрит, как сгорают его пальцы, а камера снимает. Она видела языки пламени в глубине его людоедских глаз. Какую тайну скрывал его больной ум? За что он так себя наказал? Была ли это вправду кара или чистый акт безумия?
– Мне нужно знать его подлинное имя.
– После всего, что я вам рассказал, у меня нет больше причин скрывать его от вас, вы и сами его быстро отыщете. Его зовут Николя Жантиль. Печальная ирония судьбы носить такое имя, вы не находите?
[15]
– И он содержится…
– …в больнице Эжен-Дебьен, в бретонской глубинке, в городке под названием Плогоф. Там, где мыс Пуэнт-дю-Ра. Быстрый поиск в Интернете выдаст вам точный адрес. Я смотрел фотографии, никогда не видел более мрачного места. Больница словно сошла со снимка тысяча девятисотых годов.
Мыс Пуэнт-дю-Ра, расположенный километрах в тридцати от Кемпера, места назначения, указанного в билетах на поезд из ее окаянного многослойного сна. Абигэль попыталась скрыть свое смятение, выпив воды из стакана, но Шатильон заметил ее нервозность.
– Вы говорили о деталях в его книге, напрямую касающихся вас, – напомнил он. – Объясните мне?
– Объясню, если сама пойму, обещаю вам.
Она встала, прощаясь. Шатильон надолго задержал руку Абигэль в своей.
– Мы могли бы сделать рекламу вокруг всей этой истории, – сказал он. – Писатель, отрезающий себе пальцы, – такой факт из хроники происшествий повышает продажи книг. Но хоть нам и трудно выжить, мы предприятие порядочное. Эта жуткая история, к счастью, не просочилась в прессу, и я рассчитываю на вас, чтобы этого не случилось и впредь.
