Сержант замолчал. Получился довольно длинный рассказ, Зимин даже удивился самому себе, раньше он никогда не замечал за собой страсти к рассказам, в его роду никаких рассказчиков не было.
– Я считаю, что они просто спятили тут, в пустыне…
– Бывает, – пожал плечами Зимин. – Некоторые даже не в пустыне спячивают, чего уж говорить…
– Я уже старый, – пожаловался вдруг Сержант. – Взрослый почти. Я здесь давно. Мне скоро уже пора обратно. А я туда не хочу. Боюсь.
– Чего? – удивился Зимин.
Чего может там бояться Сержант?
– Не знаю. Там все как-то…
– И что?
– Там всем на все плевать. Никто ничего не замечает. Что-то делают, делают… Вот ты рыбу ловить любишь?
– Не очень.
– А я люблю. Знаешь, в рыбалке много загадочного. Есть такая рыба – лещ, знаешь?
– Ну.
– А есть подлещик.
– Подлещик – это маленький лещ, – сказал Зимин. – Чего тут загадочного?
– Так вот, там, где я жил, все рыбаки считали, что лещ и подлещик – это разные рыбы. Потому что переходная форма попадается очень редко. Мне в последнее время кажется, что дети и взрослые – это тоже разные виды…
– И ты об этом серьезно думаешь? – спросил Зимин и посмотрел на Сержанта с удивлением.
– Думаю. Мне уже пора думать. Думать – это и означает становиться взрослым. Взрослые – это…
Сержант прислушался к ночи.
– Турбина начинает барахлить, хорошая турбина, ее, знаешь ли, с затонувшего британского эсминца сняли…
У Сержанта появилось лицо человека, которому не хочется произносить разные глупости, но он их почему-то все равно говорит…
– Мне иногда кажется, что тут какой-то заповедник, – Сержант почесал ногу. – Здесь оказываются те, кто еще не успел стать таким же, как они… Хотя всякие попадают…
– Мне надо уйти, – сказал Зимин.
– Я тут хотел до океана дойти, да видно, уж теперь не дойду, – будто не услышал Сержант. – Там здорово, у океана…
– А почему ты…
Зимин хотел спросить, почему Сержант боится, но спросил по-другому.
– Почему ты тут дальше жить не хочешь? – спросил Зимин.
– Устал, – ответил Сержант. – Тупо… А там страшно. Да и здесь все меняется… Раньше этих полосатиков было! До фига. Везде висели. А потом их перестреляли. Все какие-то озлобленные приходят. Всем стрелять хочется… Еще четыре года назад все по-другому было. Краснота, говорят, какая-то там…
Сержант махнул в сторону ночи.
– Пойдем со мной, – предложил Зимин. – Там, куда я иду, хорошо.
– Не, не пойду, – покачал головой Сержант. – Не хочу умножать тупость.
– Зря. А я ухожу.
Зимин положил на камни бластер и стал отстегивать бронепластину.
– Оставь себе, – сказал Сержант. – Загляни на склад, там дежурного нет, возьми чего-нибудь… Хотя нет.
Сержант зашел за порог, вынес Зимину подсумок.
– Тут две батареи, – сказал он. – Может, хватит. Тут на самом деле недалеко. Только идти надо ночью. И еще вот кое-что… Сохранил.
Сержант передал Зимину меч. Тот, что когда-то подарила Лара.
– Вообще-то, конечно, не полагается, но правила и созданы для того, чтобы их нарушать.
Зимин закинул подсумок на правое плечо, меч на левое.
– Слушай, скажи, только честно? – попросил Зимин.
– Ну, попробую. Но не обо всем можно говорить, ты же сам знаешь.
Зимин тоже почесался, спросил:
– Я понимаю, мечи, арбалеты и броню можно сделать самостоятельно. Эльф может сделать лимонад или керосин, гномы еду добывают. Батареи заряжаются от паротурбины… Откуда паротурбина? Откуда танк? Ведь танк или бластер на коленях не сделаешь. И эльф не сделает, я-то знаю. Откуда здесь сложные технические вещи?
Сержант посмотрел в пустыню.
– Ты прав, Зима, – сказал он. – Сложные вещи нельзя материализовать. Но есть один человек.
Сержант замолчал.
– Его зовут Механик, – сказал Сержант. – Его нельзя найти. Он сам приходит. Только очень редко. Он приходит, и тогда его можно попросить что-нибудь достать. И он может это сделать. Танк. Пару ящиков экспериментального оружия. Портативную электростанцию. Парогенератор. Не знаю как, но он может доставать эти вещи. Только его в последнее время нет что-то давно… Вон звезду видишь? Справа от Второй Большой Медведицы?
– Вижу.
– Это Глаз Волка. Надо все время идти на него, и через две ночи выйдешь к своей Бирюзовой Горе.
– Пойдем со мной.
– Не.
– Глина собирается…
– Я знаю.
Зимин протянул руку. Сержант пожал.
– Догонять не будут? – спросил Зимин.
– Скажу, что тебя мертвяк утащил, – улыбнулся Сержант.
– Кто назвал лагерь так? «Победа или Смерть»?
– Я. А что, не нравится?
Зимин не ответил.
– Ладно, – сказал он. – Увидимся, наверное…
– Ну. Может быть.
Глава 22
Чертополох
Зимин понял, что что-то не так. Звенящий Бор изменился. Он пожелтел. Листья качались на невидимом ветру, отрывались и падали. Солнце отражалось от их гладких поверхностей и играло, как по воде бликами. Листопад, кривой подагренный старик, пришел на Бирюзовую Гору и обосновался здесь твердо. Он выглядывал из-за каждого ствола, гримасничал в спину. Зимин подумал, что картину осени прекрасно дополнил бы повесившийся на толстой ветке Винни-Пух. Он ведь был, кажется, шизофреник? Запросто мог повеситься. На веревке от воздушного шарика. И утопленник Иа тоже наверняка шизик.
Подумал и сразу же испугался, вспомнив, что некоторые мысли и желания в Звенящем Бору исполняются, не отходя от кассы.
Зимин шагал по тропинке и очень скоро встретил единорога. Любопытный единорог подошел к Зимину, и тот увидел, что шерсть на морде единорога поседела, а глаза выцвели и затянулись белесой пленкой. Зимин достал из мешка саксаул, но единорог отвернулся и саксаул не принял. Его витой рог покрылся черным налетом, и в нем больше не было видно морских волн.
Зимин прибавил шагу.
Хрустальные столбы выветривались и больше не пели, маленькие осколки осыпались со столбов белой чешуей и укладывались на земле в слово «вечность». Зимина вечность бесила, он смел ее сапогом и двигался дальше.
– Ненавижу вечность, – бормотал Зимин. – К черту вечность…
Листья плотно засыпали прозрачную дорогу, иногда они доходили до колен, тогда Зимину приходилось прыгать по камням, и это весьма замедляло продвижение.
