И потихонечку заплакал.
Зимин посмотрел на Поленова.
– Ничего еще не все, – сказал Поленов. – Все – это когда совсем все, а сейчас все еще не совсем.
Поленов отряхнул с одежды солому, принял деловое выражение лица и вышел на корму повозки. Зимин высунулся за ним.
– Вы пришли поблагодарить за наше вчерашнее выступление? – засмеялся Поленов, но смех у него был натянутый и испуганный.
Гномы загудели. Зимин отодвинул Поленова и выступил рядом.
– Ну, вытащил я вчера это яйцо! – крикнул он. – Ну и что? Я совсем не хотел это яйцо вытаскивать. Я вообще яйца не люблю…
Поленов попытался его оттолкнуть в глубину, но Зимин не оттолкнулся.
– Он! – Гномы указывали своими мелкими пальчиками на Зимина. – Он навлек на нас беду! На нем печать! На нем знак!
Зимин быстро себя осмотрел, но никакой печати не увидел, видимо, имелась в виду фигуральная печать.
– Это на вас печать, придурки! – неожиданно для себя самого крикнул Зимин. – Печать глупости! Вы просто засранцы!
Гномы на минуту оторопели. Затем толпа подступила к повозкам совсем уж вплотную. К Зимину потянулись серые ручки. Гномы закричали:
– Это он! Побьем его! Бросим его в озеро!
– Стойте! – попытался остановить гномов Поленов. – При чем здесь он…
Но гномы упрямо наступали. Костик и Ростик испуганно забрались в ящики. Зимин поискал глазами ящик и для себя, но ящика достаточных размеров под рукой не было. Тогда Зимин подумал, что не пристало благородному рыцарю прятаться по всяким ящикам. Благородный рыцарь должен встречать свою судьбу, стоя на твердых ногах, а не лежа в позорном ящике из-под кураги. Зимин придал лицу неустрашимости.
Снаружи послышались крики и характерный свист раскручиваемых пращей. И вдруг все стихло.
– А вот и фюрер, кажется, – прошептал Поленов. – Может, поговорим в повозке?
Полог откинулся, и внутрь упругим мячиком запрыгнул старший гном. Старший гном ничем не отличался от своих собратьев. Ни короны, ни горностаевой мантии, ни даже нарукавной повязки. Просто более умное лицо. Видимо, для того чтобы добиться успеха в гномовской среде, этого было вполне достаточно.
– Плохи дела, – старший гном уселся на пол. – Вода стала красной – очень плохая примета. И пить ее нельзя. Он, – гном указал пальцем на Зимина, – он принес нам несчастье. Он расколол красное яйцо.
– Послушай, Майло, – начал Поленов терпеливо, – вода стала красной не от яйца, вода стала красной от железа в почве, только и всего. Через неделю краснота уйдет в осадок, и все будет нормально.
– Через неделю мы все вымрем, – сказал Майло. – Или даже раньше. От жажды. Гномам надо много пить, чтобы не высохнуть…
– И что делать?
– Отдай нам его.
Майло указал пальцем на Зимина.
– Мы бросим его в озеро. Если он утонет, значит, он виноват. Если он не утонет, значит, он не виноват. Все просто. В любом случае, мы бросим его в озеро, и вода очистится.
– Так вопросы не решаются, Майло. – Поленов выхватил из кармана плоскую коробочку с леденцами. – Это просто несерьезно…
Он откинул крышку. По повозке пополз дынный запах. Поленов закинул в рот леденец и предложил старшему гному.
Майло протянул было руку, но потом отдернул. Поленов ухмыльнулся и протянул коробку высунувшимся Костику и Ростику. Те одним леденцом не ограничились, набили за щеки не меньше чем по дюжине и сразу спрятались, опасаясь, что Поленов передумает.
– Теперь жить здесь нельзя, – сказал старший гном. – Это место отравлено краснотой…
Поленов огляделся и сказал шепотом:
– Знаешь, Майло, разные слухи ходят… Ходят слухи, что здесь…
Поленов обвел рукой как бы все окружающее пространство.
– Что здесь появился… как бы это сказать…
– Воин зла, – вставил Зимин.
– Вот именно, – кивнул Поленов. – И этот, с позволения сказать, воин зла, он как-то связан… как-то связан с красным цветом. Это проклятие – оно не только на вас распространяется, оно, похоже, везде. Так что от привычки жить на одном месте придется отказаться…
– Мы не уходили никуда от своего пуэбло дальше чем на лигу, мы не знаем, что там.
– Тут недалеко лес. А в другую сторону тоже степь, а потом лес.
– В лесу лесные гномы, а мы гномы степные, – ответил старший. – В степи привыкли жить, в земляных ямах.
– Придется менять образ жизни, я же говорю, – сказал Поленов. – Приходят другие времена. Знаете, что я вам предлагаю? Я вам предлагаю новую жизнь. Кочевую. У вас же полно повозок? Грузимся в повозки и вперед! Степь большая.
Снаружи послышался шум, как будто тысяча ложек ударила в тысячу тарелок. Майло вдруг как-то сжался и сказал:
– Не получится степь. Новая жизнь тоже не получится. Бегите лучше, все разозлились. Могут…
С повозки сорвали материю. Вокруг были гномы. Одни гномы, наверное, все гномы, которые только жили в воронке. Гномы были озлоблены.
Майло проворно соскочил с повозки и скрылся между своими.
Гномы молчали.
– Граждане гомункулюсы, не надо волноваться! – крикнул Поленов. – Мы все исправим…
– Сам гомункулюс! – крикнули гномы.
Они разом шагнули к повозке и принялись раскачивать ее. Усердно, с таким усердием разгневанные антиглобалисты раскачивают полицейские водометы аргентинских внутренних войск.
– Образумьтесь! – крикнул Поленов. – Вода восстановится. Восстановится, вот увидите, это просто геология…
Повозка подскакивала, Зимин ухватился за проволочную дугу, стараясь удержаться и не вывалиться наружу. Ему вспомнилась старая немецкая хроника про подготовку диверсантов. Диверсантов сажали на площадку, площадка подпрыгивала на домкратах, по периметру стояли эсэсовцы с автоматами и собаками. Собаки бросались на будущих диверсантов, над их головами автоматчики пускали очереди, при этом диверсанты должны были передавать в эфир сообщения о перемещении вражеских войск.
Сейчас Зимин чувствовал себя настоящим диверсантом.
– Отриньте зло, несчастные! – воззвал Поленов. – Откройте сердца добру…
Из-за тряски это звучало так: о-о-от-крой-й-й-те-сер-ца-доб-б-ру-у-у…
Кто-то кинул в Поленова помидором, и про добро он замолчал.
Гномы внезапно отступили. Повозка перестала раскачиваться. Зимин грохнулся на дно.
– Надо бросить его в озеро! – крикнули гномы. – Бросьте его в озеро, и вода станет как прежде…
– Да пошли вы! – крикнул Зимин. – Уродцы каучуковые, щас сам вас в озеро побросаю…
– Не надо! – зашипел Поленов.
