Еще на сантиметр. Все равно мало. Для того чтобы рвануть, нужно сантиметра три.
– Положи топор! – Сирень целилась.
Непонятно куда только – то ли в меня, то ли в этого.
– Топор, говорю. – Сирень шагнула ближе.
Он опустил алебарду.
Я пытался разглядеть его, но видно было плохо, свет в глаза прямо, а капюшонщик стоял вполоборота.
– Отойди в сторону. – Сирень приближалась.
Я хотел сказать ей, что зря она подходит так близко, к таким нельзя близко подходить…
Он толкнул меня вперед, под «теслы», сам рванул в сторону лестницы.
Сирень нажала на курки. Не сомневаясь.
«Теслы» выпустили свои сотни пуль в секунду, две огненные полосы ударили в бетон стены меньше чем в метре от меня. Бетон потрескался, потек жарким малиновым сиропом.
По полу звенели падающие оболочки, цокали маленькие звенящие копытца, на галерее больше никого не было. Я и Сирень.
Она сменила магазины, прошла мимо меня, выглянула на лестницу.
– Никого, – сказала она негромко, сама себе.
Я тоже выглянул.
Действительно, никого.
Снизу, от атриума в броне повышенной защиты медленно поднимался увешанный разными видами смерти главный дес Гришин. Воевать шел.
А вверх лестницы вообще не было.
Глава 5. Молоко бегемота
– Встать! – рявкнул сикх.
Я послушно поднялся со стула. Придурок в полевой форме сикхского спецназа армии Индийской республики медленно направился ко мне.
– Кто твои сообщники?
– Я не знаю… – я почти плакал, – не знаю, про каких сообщников вы говорите…
Я совершил над собой зверское усилие воли и заревел.
Усилие пришлось совершать потому, что я был несколько не в настроении. Тревожно мне было после вчерашнего.
Не то чтобы я испугался. Но какое-то беспокойство во мне объявилось. Где-то в глубине. Беспокойство и неустойчивость. Все мерещился этот капюшонщик.
Как-то это на меня подействовало не так. Заноза какая-то занозилась.
А все, главное, делают вид, что будто ничего не произошло. Пропалины и следы от пуль на стенах вообще к утру уже были замазаны, будто и не произошло ничего, Седой встретил меня в коридоре – улыбнулся. Я его спрашиваю – что за налет тут ночью был? За что десантура зарплату получает? Ни поспать, ни отдохнуть после трудового дня. Что за дела? Почему я должен бегать по коридорам в исподнем и отстреливаться от каких-то призраков? Сколько можно…
Седой захихикал так неестественно и говорит – не волнуйся, это была плановая тренировка, в рамках проводившихся учений по повышению боевой готовности. Вчера ночью была вскрыта Вторая оружейная комната.
Вторая оружейная – это где бластеры хранятся и другая наша сверхамуниция. Кевлар, легкий уран, супербулат. Вообще-то, если организовывать налет, то только туда. Там собраны все шедевры смертоубийственной техники, причем большинство из этих шедевров не поступит на армейское вооружение в ближайшие пятьдесят лет.
Нападавший разрезал замок и попытался вынести несколько прототипов, однако сработала сигнализация, ну а дальше я и сам знаю.
Конечно, знаю. Только вот зачем перед тем, как вскрыть Вторую оружейную, этот нападавший заглянул к Дрюпину? Спокойной ночи, что ли, пожелать? Молока с печеньем занес? Колыбельную спел? Вряд ли Дрюпину все-таки привиделось, он хоть и трус, но трус слишком приземленный, такой не сможет увидеть галлюцинацию, даже если захочет.
Но спрашивать было бесполезно, Седой ведь никогда ничего не скажет, скрытность у нас просто стала философией. А я все равно попробовал спросить.
Кто, спрашиваю, это был? Что за герой такой – десы летали, как веники? Седой замялся на секунду, потом сказал, что наш мастер меча вызвал одного из своих лучших учеников.
Из Саппоро.
Ну да, подумал я. Из Саппоро. Тогда что же он так хорошо по-рюсски ботал?
А вслух сказал: да, конечно, школа меча из Саппоро – лучшая в мире. Жаль, что мне не удалось схватиться с сенсеем, эта глупая Сирень все испортила своей дурацкой стрельбой…
Седой меня по плечу похлопал и говорит, что теперь такие учения частенько будут проводиться. Будь готов.
Ну да, учения по развитию бдительности, само собой. Хорошо.Только вот башку мне чуть не отрезали. Шрам на шее надолго останется. Ну, да ладно.
Дрюпин мне тоже встретился. Задумчивый такой, шарахнулся как от привидения. Боится меня. Ничего, побоится и бросит. А после Дрюпина сразу Сирень. В коридоре. Как-то не так посмотрела. С повышенной ненавистью. Почему только – непонятно. Ну, да что с нее взять… Благодарности я явно не дождусь. Особенно от Сирени.
Но вернемся к прозе будней.
– Кто твои сообщники?! – зарычал сикх.
И я все-таки заревел. Здорово заревел, слезы потекли прямо ручьями, закапали мутными каплями.
– Я не знаю, о чем вы говорите, какие сообщники, со мной вообще дружить никто не хочет, а вы говорите сообщники…
– Ты мне еще скажи, что в штаны писаешься! – злорадствовал сикх.
– Писаюсь… – рыдал я. – До десяти лет на клеенке спал… На желтой…
– Ври больше. – Сикх достал из кармана опасную бритву, проверил на ногте остроту.
– Руку! – потребовал сикх.
– Не надо! – пискнул я.
– Руку, крыса!
– Не надо, мистер!
Сикх рассвирепел, схватил мою руку и принялся зажимать ее в портативные тиски. Я верещал от страха. Это было не то чтобы уж больно, но неприятно, ладонь оказалась сдавлена, а пальцы торчали наружу легкомысленным веером.
Сикх приблизился ко мне и помахал перед лицом бритвой.
– Я буду отрезать тебе пальцы, – пообещал он. – Потихоньку, не спеша, один за одним. Сначала на правой руке, затем на левой…
И сикх коснулся лезвием моего драгоценного мизинца.
Тут уже я не удержался и врезал сикху в ухо. Освободился из тисков и врезал еще. С большим удовольствием.
– Ты чего?! – заныл Дрюпин. – Так же не по правилам! Я так не могу, почему мне каждый раз в ухо?
– А кто мне на прошлом тренинге чуть ребро не сломал? – напомнил я. – Тебе, значит, ребра мне можно ломать, а мне тебе и в рожу нельзя?
– Плохо все, – устало сказал Седой. – Неубедительно… И что это за срыв в конце?
– Дрюпин заигрался, я же видел, – сказал я. – Еще бы немного – и он мне палец точно бы отрезал. У него после сна возбуждение в членах. А куда это годится?
– Я не заигрался! Это ты заигрался…
– Плохо, – повторил Седой. – Все это было очень плохо.
