А в кулинарных справочниках этого салата не было. И поэтому с утра мне всегда хочется кого-то убить. Если бы чья-нибудь добрая душа поднесла мне с утра «Золото Рейна», я бы гораздо спокойнее относился к человечеству. Был бы гуманистом, честное слово.
Варгас уже ждал меня в тире, дул, как всегда, свой кактусовый сок, курил золотистые сигары, мечтал о жарком солнце юга. Мы постреляли немножко, Варгас убил меня четыре раза, я его ни одного. Потом почти два часа подряд я тупо стрелял по мишеням, поскольку в стрельбе главное – тренировка, кажется, я уже говорил.
После стрельбы Варгас раскрыл мне пару секретов. Я спросил, почему он не хранит секреты, тот ответил, что секреты – это не старые подштанники, хранить их нечего. Учитель и должен передавать ученику секреты. К тому же я напоминаю ему его самого в молодости, когда он еще не убил пятьсот человек, не считая негров и китайцев, и не разочаровался в жизни. Тогда он был молод, не курил и звали его не Варгас, а Жетулио Варгас, в честь президента Бразилии. А потом он первое имя отбросил, потому что оно звучало несерьезно, а с именами шутить нельзя, имя – серьезная вещь.
– Будешь выбирать имя – подумай много, – посоветовал Варгас.
Потом мы пообедали расстегаями с квасом, подремали, после чего Варгас отправился в тир дальше полировать свое смертоносное искусство, я же в гимнастический зал учиться боевому фехтованию.
Фехтование у нас преподавал один японец со сложным именем Инзицабуро Кобринуобокава, сокращенно Кобракава, мастер меча. Меня убили три раза, и пришло время развить не только мышцы, но еще и мозги. Я отправился в библиотеку, чтобы почитать старые умные книги. В библиотеке меня не убили ни разу, поскольку убийства в библиотеке не предусматривались.
Сразу после библиотеки шли занятия по подводному плаванью. В третьем корпусе здоровенный бассейн, в нем акулы с выдранными зубами, раз в три дня мне выдают нож и запускают в воду. Два часа я отбиваюсь от голодных акул, в этом мало веселого.
В тот день акулы со мной не справились, сказывались тренировки. Я прикончил штук пять, на шестой захлебнулся. Утонул.
Утопание – самая противная разновидность смерти. Потому что утопание – это по-настоящему. В перестрелке с Варгасом смерть являлась в виде синяков на тушке – бронежилет держит пулю, но не держит удар. Фехтовка с Кобракавой вообще не оставляла следов – бронежилеты крепкие, а супербулат использовать нельзя. Так что в утопании все как в жизни. Мерзко.
Я захлебнулся на шестой акуле. Слишком долго задерживал дыхание, эта тварь не давала мне всплыть. Затем рефлекторный вдох, я не успел добраться до поверхности, вода залила легкие, я отрубился.
Очнулся как полагается. Железный стол, лампа в рожу, изо рта торчит пластиковая трубка насоса. На тележке рядом с головой дефибриллятор. Доктор Йодль со стаканом.
– Поздравляю вас, – проныл он. – Седьмая клиническая смерть. Примите витамины, это помогает.
Йодль выдернул насос из моих легких, сунул мне в руки стакан и полотенце. Я выпил витаминов, вытер волосы, пожелал Йодлю самому утонуть пару раз для разнообразия, после чего отправился ужинать.
День закончился.
После ужина, который, кстати, не очень мне пошел – сказывалось очередное утопление, я отправился к Дрюпину.
Дрюпин не открывал. Пришлось минут пять пинать дверь, прежде чем этот недорезанный изобретатель соизволил высунуться.
– Это ты? – нелепо спросил он.
– Это Атомная Золушка, – злобно ответил я и втолкнул Дрюпина внутрь.
Дрюпин выглядел измученно. Глаза воспаленные, под ними чернота, старый павиан просто.
– Прими витамины, Дрюпин, – порекомендовал я. – Ты похож на выхухоль.
Дрюпин раскочегарил свою глушилку. В этот раз почему-то это заняло у него много времени. Так что мне пришлось просмотреть передачу про секреты мастерства производства красных шапочек из верблюжьей шерсти где-то на бескрайних просторах Аравийского полуострова. Шапочки мне понравились, я сам даже захотел себе такую шапочку.
– Дрюпинг, – позвал я, – ты мне можешь такую байду по Сети заказать?
– Могу, – не оборачиваясь, ответил Дрюпин. – Только все это бесполезно. Мы же не знаем, где мы. Куда тебе эту шапочку пришлют? Сюда только рассылки привозят и то только почтовые, а в них шапочка вряд ли будет…
Глушилка щелкнула, красный огонек зажегся.
– Наконец-то, – довольно сказал Дрюпин. – Светка сейчас подойдет…
– Кто? – не понял я. – Какая еще Светка?
– Сирень. Сирень, ее на самом деле зовут Света.
– Как это трогательно, – усмехнулся я. – Све… та. А Сирень ей гораздо больше идет.
– Почему это? – заинтересовался Дрюпин. – Что за имя такое – Сирень? Какой-то кустарник…
– Серозное ты существо, Дрюпин, – сказал я. – При чем тут вообще кустарник? Сирень – это по-древнегречески… А, что тебе объяснять. Тебя-то самого как? Ах, ну да, забыл, ты же у нас Витя Франкенштейнов…
– Меня зовут…
– Не надо! – крикнул я. – Не надо, Дрюпин, не порть впечатление. Я хочу, чтобы ты остался Дрюпиным навсегда. Дрюпин навсегда – это звучит.
Вообще-то я помнил, что Дрюпина зовут Валера.
– Как знаешь. А ты? Как тебя?
– Меня зовут Ночной Ветер, – ответил я. – Луч Звезды мне имя. Ну, что еще можно придумать попошлее? Могучий Бомбардир? Воин Света? Да, называй меня так. Воин Света. Или даже так. Воин Светы. В русле вновь открывшихся обстоятельств.
– Опять дуришь… – вздохнул Дрюпин.
– Я не дурю. Я пришел к тебе сделать инспекцион. Вчерась я дал тебе урок, готов ли он, готов ли он? Говоря короче, ты придумал?
Дрюпин кивнул.
– Демонстрируй.
– Давай подождем…
Но ждать нам не пришлось, в дверь постучали, и по стуку я легко опознал Сирень.
Дрюпин промычал что-то, дверь отворилась, Сирень вошла.
Как всегда. «Тесла», два ножа, две гранаты. Что за мерзкая привычка ходить везде с оружием?
– Заходи. – Дрюпин затащил Сирень в комнату и пристроил ее на диван.
– Наш юный друг Эдисон будет демонстрировать нам достижения своей шпионско-технической мысли. – пояснил я.
– Я так и подумала, – сказала Сирень.
– Давай, Дрюпинг, продай талант.
Дрюпин кивнул. Вставил в зубы электронный свисток, дунул. Свист был неслышимый, инфразвук, only for dog
[15]
, у меня на ушах зашевелились волоски.
Из-под дивана выбрался Сим.
– И что? – спросил я. – Ты наконец присандалил своей дворняжке мозг? Но почему такая скрытность?
– Прячу его, – сказал Дрюпин. – Попадется под горячую руку этому… с лютней, разберет ведь. А он уникален. На самом деле уникален.
