Парень вернулся в свое кресло. В этот раз в руке у него была минералка. В кадре показался Ван Холл. Ван Холл был в майке, шортах и с сигарой в зубах.
– Доктор, начинайте, – сказал Ван Холл. – У нас мало времени.
Снова появилась рука с часами, снова обычный парень приложился затылком к стене.
– Расскажи мне о Персивале, – попросил Ван Холл. – Что ты знаешь о нем?
Мы переглянулись.
– Рыцарь Персиваль, – сказала Сирень. – Немцы бы сказали Парцифаль… Это один из рыцарей Круглого Стола. Соратник короля Артура, Ланцелота Озерного…
– И тот, кто отыскал Грааль, – сказал я. – Кажется…
– Что? – не понял Дрюпин.
– Грааль – чаша, служившая Христу и апостолам во время Тайной вечери, – объяснила Сирень. – Она делает своего обладателя бессмертным.
– И исполняет желания, – сказал я. – Некоторые считают, что Грааль исполняет желания.
– Я не пойму что-то, у нас что тут, клуб любителей рыцарства открыт? – нервно спросил Дрюпин.
– Ван Холл ищет золотую рыбку, – усмехнулся я. – Какая романтика…
– Он опять говорит! – громко сказала Сирень. – Этот парень!
Я снова стал переводить:
– …несколько человек, кроме… Игнацио, Эфиальт, Поленов…
Перед парнем расположился Ван Холл, переводить стало нельзя.
– Я ничего не понимаю, – сказал Дрюпин. – Игнацио, Эфиальт, Поленов… Кто это?
Сирень принялась теребить мочку уха.
– Поленов – это, наверное, художник, – сказала она. – Передвижник. Он «Московский дворик» нарисовал. Эфиальт – это что-то из Древней Греции, кажется… Игнацио… Игнацио… я не знаю, кто такой.
– Игнацио – это, наверное, Лойола, – я подмигнул Сирени. – Создатель ордена иезуитов.
Сирень согласно кивнула.
Все интереснее и интереснее становится. Безумие нарастает. В какой, однако, бредятине я проснулся.
Ван Холл шагнул в сторону, я снова стал читать по губам. Только вот это тяжело довольно было – у парня то ли зубы были выбиты, то ли дефект речи какой был, но говорил он как-то не так, я понимал одно слово из пяти, а то и меньше.
– …это точно, он погиб… может, год, может, чуть больше… неравный бой… красные волки… передал флаг… пердолет не выдержал… великий Пендрагон держит власть в своих крепких руках…
Ван Холл в майке снова загородил обзор.
– Пендрагон? – пожала плечами Сирень. – Они, вообще, о чем говорят? Я не пойму… Пендрагон – это предводитель драконов, кажется…
Ван Холл присел рядом с парнем.
– Ты в этом уверен? – спросил он.
Парень кивнул.
– Он погиб, значит? – продолжал Ван Холл.
Парень снова кивнул.
– А ты сам, говоришь, не видел? Сам, своими глазами?
Парень кивнул в очередной раз.
– Ладно – Ван Холл поморщился. – Доктор, выводите его.
Рука с часами вошла в кадр. Оказалось, что рука принадлежит все-таки Йодлю. Йодль скривил гримасу, щелкнул пальцами и всучил допрашиваемому стакан с витаминами. Тот принялся пить. Ван Холл подошел к парню, сунул ему планшетку с карандашом, попросил что-то нарисовать. Парень отказался, развел руками. Ван Холл с досадой швырнул планшетку на стол.
Парень улыбнулся. Ван Холл снова похлопал его по плечу.
– Все равно, спасибо тебе, – сказал он. – Ты нам очень помог в работе. Не волнуйся, мы компенсируем тебе затраты. И даже сверх того. Что ты хочешь?
Парень написал что-то на бумажке. Ван Холл посмотрел, кивнул, передал бумажку Йодлю.
– И еще, – сказал он. – Возможно, нам может понадобиться еще информация, ты сможешь нам помочь?
– Да, конечно, – кивнул парень.
Особого рвения его лицо не выражало, но, видимо, Ван Холл был щедр. Йодль ощупал у парня пульс, оттянул ему веки, проинспектировал зрачки, затем сказал:
– Некоторое время может болеть голова, потом пройдет. Ретрогипноз дает побочные эффекты. Мы сегодня хорошо поработали…
Йодль посмотрел на свой золотой хронометр.
– Почти девять часов. Надо отдохнуть.
Ван Холл кивнул.
– Возвращайся на «Бурелом», в свою каюту, – сказал он парню. – А насчет твоей просьбы… На следующей неделе все сделают. Можешь идти.
Парень удалился.
– У меня некоторые сомнения, – сказал Йодль осторожно.
Еще бы не осторожно! Кому хочется быть отлупленным лютней?
– Насчет кого? – так же осторожно спросил Ван Холл.
– Насчет всех. У них у всех серьезные проблемы, знаете ли. Психические. Они нестабильны. Вы знаете, что второй ненавидит своих родителей?
Это они обо мне. Вряд ли Дрюпин собирается разобраться с папой-мамой. Только вот почему «второй»? По отношению к кому это я второй? Что за дискриминация? Кто тогда первый?!
– Ну и что? – отмахнулся Ван Холл. – Все ненавидят своих родителей. Я ненавидел своих родителей, и ничего.
– Это не шутки, – Йодль был серьезен. – Что случится, если там он узнает тайну? О себе? О своем… появлении?
Йодль даже головой покачал.
Я стал смотреть внимательнее. Вот, оказывается, какие дела! Оказывается, что тайна, касающаяся моего появления, там.
Где «там»? Что значит «там»? И что значит «появления»? Какое-то слово нехорошее…
– А если остальные узнают? – продолжал Йодль. – Если остальные узнают про себя… И про связь…
– Что он говорит? – спросила Сирень.
– Трудно понять… Плохо видно…
Я подтянулся к экрану. Я соврал. Мне не хотелось, чтобы Сирень с Дрюпиным тоже знали. На всякий случай не хотелось.
Йодль даже подбоченился.
– Они могут сделаться неуправляемыми. Смогут ли они в таких условиях выполнить миссию?
Ван Холл не думая ответил:
– Смогут.
– Как?
– Это мои проблемы. Уже мои.
– Что они теперь говорят? – снова поинтересовалась Сирень.
– Ругаются, – ответил я. – Что-то у них с какими-то посадочными площадками не в порядке… Ничего интересного…
А интересного-то вагон с вагонеткой. Вот оно как, оказывается. Миссия, значит. Мы должны где-то выполнить какую-то миссию. И в этом где-то мы можем узнать о себе что-то.
Что-то.
Интересное.
Любопытное.
Страшное.
Правду.
Я хочу узнать правду. Правду хочу. Пусть даже во всей ее неприглядности. А там…
