Трава густая, невысокая и очень плотная, налитая зеленой водой. Наверное, на такой траве хорошо пастись.
Мы шагали молча.
– Не бойся, – неожиданно сказал Седой. – Не бойся, установка работает.
– А я и не боюсь, – соврал я.
– Над ней трудились лучшие ученые.
– Кто бы сомневался. Вы слыхали про филадельфийский эксперимент? Там тоже были лучшие ученые…
– Это сказки, – улыбнулся Седой. – Никакого «Элриджа»
[17]
не было.
Над головой проныл наш «Беркут», черный, на борту его был почему-то белый мальтийский крест, нарисован причем тяпляписто, как будто ребенок мазал.
– Это за тобой. – Седой ткнул пальцем в небо.
– На Планету Х проложили прямой рейс?
– Нет. Просто принцип такой. Машина генерирует некую сетку. Даже две сетки из энергетических полей. Они вращаются, и между ними создается пограничное пространство перехода…
– Не надо дальше, – попросил я. – У меня и так в голове колики. Что делать надо? Подозреваю, что мне нужно прыгнуть в эту вашу вращающуюся мясорубку?
Седой кивнул.
– Пограничное пространство создается примерно на высоте двух километров. Автомат парашюта сработает на тысяче метров. Вот и все.
– Вы едите на завтрак яйцо? – спросил я.
– Яйцо… – оторопел Седой.
– Ну да, яйцо. Всмятку. Яйцо всмятку, оладьи с медом, зеленый горошек едите?
– Я утром вообще не ем, – ответил Седой.
– А я буду есть. Все это. И еще немецкий салат «Золото Рейна».
Вертолет с крестом начал снижение.
– Я тебя хотел кое о чем попросить, – негромко сказал Седой почти шепотом.
Я усмехнулся про себя. Неужели у Седого тоже механический пес? Хотя вроде у него ничего, кроме отягощенной совести, нет. Разве что механическая мышь.
– У вас механическая мышь? – спросил я.
– Что?
– Механическая мышь, механический сверчок?
– Нет, я не о том… Понимаешь…
Седой мялся.
– Понимаешь, у меня есть дочь…
Вертолет опустился в траву. Турбины перешли на мягкий режим, рева теперь больше не было слышно, один только свист. Лопасти останавливались, я заметил, что они ярко-голубого цвета.
– У меня была дочь, – повторил Седой. – Потом… потом случилось… и она от меня ушла. Отправилась туда…
Седой растерянно огляделся.
– Так вам и надо, – сказал я. – Я бы тоже от вас убежал.
Седой не ответил.
– Вы… И вы, и этот Ван Холл, вы всегда врете. Ваши эти сказки… Планета Х… Может, вы мне хоть сейчас объясните? Когда человек попадает туда, что происходит с ним здесь? Он тут исчезает? Я исчезну? Или это только мое сознание будет блуждать… черт знает где?
Седой почесал голову, между пальцами у него остались волосы. Седой тоже усыхал, совсем как наша планета под безжалостными лучами солнца.
– Исчезновение в нашем мире, безусловно, происходит, – сказал Седой. – Все зависит от точки отсчета… Короче, это может быть исчезновение на несколько секунд, а может быть… все очень относительно…
– Оставьте старика Эйнштейна в покое, – перебил я. – У меня нет никакого желания слушать про девушку и сковородку.
– Очень мало информации. – Седой посмотрел на руку, брезгливо стряхнул волосы в траву. – Некоторые возвращаются в тот момент, из которого они пропали. И их родственники даже не замечают, что они отсутствовали. Некоторые возвращаются даже чуть раньше, как будто им дается шанс исправить совершенную ошибку. Мне представляется, что все зависит от желания. Хочет ли человек возвращаться сюда. Обратно. В этом и проблема. Ведь некоторые…
Седой отвернулся.
– Моя дочь исчезла несколько лет назад… – сказал он. – И она… Мне кажется, она не хочет возвращаться. Некоторые не возвращаются.
Седой достал клетчатый платок и принялся сморкаться.
– Я думаю, это зависит… от самого человека. Ты не слыхал про феномен Рипа Ван Винкеля?
Я не слыхал.
– Каждый год без вести пропадает много людей… Детей тоже. Причем пропадают ребята не только из бедных семей. Даже дети банкиров и те пропадают. Большинство этих исчезновений как-то можно объяснить, дети сбегают из дома, ну и так далее… Но некоторые исчезновения объяснению не поддаются. Человек исчезает из собственной комнаты, в ней закрыты двери, окна… Просто исчезает. Потом подросток так же неожиданно возвращается. Через какое-то время. Через год, через два, иногда больше. И ведет себя так, будто он и не исчезал вовсе. Но что-то в нем изменяется…
Старая песня, подумал я. Мальчики и девочки, до этого игравшие в ладушки-оладушки, становятся вдруг такими демоническими-демоническими.
– И что самое странное, – Седой усмехнулся. – Они не взрослеют. То есть физически не растут. Они возвращаются точно такими, как были до исчезновения!
– Поздравляю, – сказал я. – Вы открыли дорогу в страну вечной молодости! Неудивительно, что Ван Холл так стремится туда попасть! И вам с вашими кудрями…
Но Седой меня не услышал.
– Как будто там искажается время… – продолжал он. – Кстати, именно из-за этого возникли глупые истории про похищение инопланетянами.
Седой усмехнулся.
– Но никаких инопланетян нет. Просто дети уходят на Планету Х. Чтобы…
– Понятно, – перебил я. – Вы так толком ничего и не знаете. Что там? Снег, горы, степь…
– Пустыня, – сказал Седой. – По некоторым данным, там пустыня…
– «По некоторым данным»! – передразнил я. – Вы ничего не знаете и хотите отправить меня неизвестно куда! И неизвестно на чем! А не проще ли посадить меня на бочку с порохом и запустить куда-нибудь… Туда.
Я ткнул пальцем в небо.
– Ван Холл вам не сказал, – усмехнулся Седой. – Неудивительно… Не волнуйся, технология уже опробована. Это уже третья установка. Первая была построена…
Но я так и не узнал, когда была построена первая установка. Седой вздрогнул и неожиданно замолчал. И стал рыться в карманах.
Достал фотокарточку. Ту самую, которую я видел в подвале с анакондами, когда взбесился Сим. В руки Седой мне карточку не дал, показал издали.
– Это она, – сказал он.
Девчонка как девчонка. Или… Мне показалось, что она похожа… Нет, просто показалось, нервы.
– Я очень виноват перед ней. – Седой убрал карточку. – Очень. Если встретишь… Если вдруг ее встретишь, скажи, что я прошу прощения…
