И легонько ударил Энлиля в солнечное сплетение. Легкий супертолчок, безвредно, но очень больно. Этот гад пинался коленом, почему мне нельзя?
Энлиль Сироткин скрючился и свалился на землю. Я оттащил его подальше – так, на всякий случай, чтобы не сгорел. Потом, при случае, допрошу.
Вернулся к амбару. Помещение было заполнено дымом. В дыму носилось огромное количество мелких красных искр от сгоревшей соломы, воздуха почти не было. Опасно. Опасно вот почему. Отравление дымом и угарным газом наступает не постепенно, а сразу. Вот чувак бегает-прыгает, спасая из огня фарфоровых слоников любимой тети, а вот он валяется на полу, наблюдая, как огонь потихоньку поджаривает ему нижние конечности. Так что надо действовать быстро.
– Коровин? Ты где?
Молчание. Я попробовал задержать дыхание и шагнул во мглу. Но тут же запнулся. Вгляделся. Под ногами в полной бессознательности валялась Ариэлль. Подружки забыли вытащить свою начальницу. Девчонки, что с них возьмешь…
Я наклонился и мощным рывком забросил Косолапову на плечо. Интересно, откуда ее Энлиль знает? В Багдаде, что ли, вместе отдыхали? А вообще-то докатился. Спасаю красоток из горящего амбара. Чего там, всегда приятно спасти девчонку, пусть даже такую дуру. К тому же даже во всей своей броне Ариэлль, Аня Косолапова, весила немного. Спасать одно удовольствие. Может, агентство открыть? «Спасаю красавиц оптом и в розницу»…
Я вытащил воительницу на воздух, бережно сгрузил в лебеду. Подумал, что неплохо бы мне получить орден «За отвагу на пожаре». Но разве дадут?
Пожалел себя, пожалел. Бедный Капитан Никто. Вернулся в амбар.
– Коровин! – крикнул я. – Ты где?
Коровин, зараза, не отозвался. Тогда я попробовал по-другому:
– Доминикус! Кошечка! Ты где, Доминикус?!
– Мама, – раздалось откуда-то сбоку. – Мама.
Я упал на пол и пополз на этот страстный кошачий призыв.
Коровин обнаружился у стены. Побит, растоптан, бессознателен. Верный Доминикус сидел рядом. Он пострадал гораздо больше своего хозяина – в пылу сражения бедолаге отрубили хвост.
Я схватил Коровина за шиворот и поволок к выходу.
– Извини… – хрипел Коровин. – Не удержался… Думал, до конца дотерплю… А когда этих гадов увидел… Сердце не выдержало… Скоты… Сволочи…
Коровин кашлял и брызгал слюной, будто прямо здесь решил лыжи сбросить. Но на свежем воздухе эльф-диссидент очухался.
– Сволочи, – повторил он. – Отребье эльфийское, в пруд бы бросились, скоморохи, и те и другие…
– Вставай, Коровин, – сказал я. – Пора сматываться.
– Куда сматываться?
– Туда, – я указал пальцем в небо.
Коровин с трудом поднялся на ноги. И тут же увидел Энлиля.
– Сдох? – спросил он с разочарованием.
– Без сознания.
– Отлично! Сейчас я поговорю с ним как мужчина с му… с мужчиной…
– У нас нет времени, Коровин. Надо отваливать.
– Куда спешить?
– Я же говорю, туда.
– Пару секунд, небеса подождут. Этот гад чуть не откусил мне нос, такое не прощается…
Пришлось этого тоже ударить в живот. В нужную точку. После чего я взял кентавра-любителя за ногу и принялся спасать его тупую бессмысленную жизнь.
Дирижабль был закреплен тяжелым ржавым якорем, зацепленным за бревно. Лестница бесхозно болталась метрах в двух над землей. Я обвязал Коровина веревкой подмышками, засунул себе за пазуху пострадавшего Доминикуса, обрезал якорную веревку. Дирижабль медленно пошел вверх, я подпрыгнул и схватился за ступеньку.
Летательный аппарат быстро набирал скорость – от огня исходил мощный восходящий воздушный поток. Под ногами пролетел горящий амбар. Коровина тащило по земле, как набитый костями мешок, он подпрыгивал на кочках, совсем не по-каскадерски стукаясь позвонками о сыру землю.
– Черт! – ругнулся я.
Забыл Энлиля! Какая ошибка! Нет, Изумрудный Остров вызывает явное торможение в мозгах.
После очередной кочки Коровин очнулся, быстро понял, что к чему, вскочил и побежал за дирижаблем. Еще немного – и его утащило бы в воздух, но судьба уготовала Коровину другую, горшую участь. Его догнал очнувшийся предводитель эльфов Сироткин. Сироткин прыгнул и вцепился в рубище Коровина.
Коровин снова повалился на землю, и их потащило уже вместе. При этом оба умудрялись покрывать друг друга тонкими оскорблениями, лупиться кулаками и даже больше. Вождь Сироткин вцепился в ухо Коровина и, как хороший бультерьер, попытался отгрызть у своего противника эту важную часть тела.
Никогда не думал, что разногласия в среде эльфов могут дойти до такой крайности. Впрочем, мой опыт общения с эльфами был невелик.
Коровин, однако, был тоже не промах, он быстренько нащупал болевую точку на шее врага, надавил. Сироткин заверещал и отпустил ухо. Но тут же боднул Коровина в нос.
Дирижабль поднимался, Коровина и Энлиля Сироткина оторвало от земли. Коровин что-то кричал, лупил Энлиля по щекам, но Энлиль оказался хитрее. Он выхватил нож. Кривой эльфийский кинжал.
Подумать об убийстве я даже не успел – Энлиль быстро взмахнул своим хлеборезом и обрубил веревку.
Эльфы покатились по полю. Они продолжали драться, но я это видел уже плохо, дирижабль начал резко набирать высоту. Я подумал, что, пожалуй, зря я обрезал якорь.
Но вернуть ничего было уже нельзя – замыкая круг вокруг амбара, по полю двигались фигурки в блестящих черных доспехах. С длинными блестящими пиками наперевес.
Эльфийская Ортодоксальная Лига брала ситуацию под контроль.
Глава 6. Гном а-ля натюрель
– Вот так-то лучше.
Сказал я, открыл окно и выкинул на воздух банку с шерстью. С надеждой, что эта банка упадет на какого-нибудь эльфа-мальчика. Или на эльфа-девочку. Или на скопление эльфов. Отскочит от одного, попадет в другого, шлепнет третьего, чудеса ведь случаются. Особенно здесь.
Банка пошла вниз с пробирающим свистом.
Я уселся в кресло-качалку, положил ногу на ногу и предался заслуженному отдыху.
Идея постричь Доминикуса возникла не случайно.
Во-первых, идея эта была продиктована, прежде всего, гигиеническими соображениями. Доминикус неожиданно оброс густой длинной шерстью серо-синего цвета. В разных местах кошачьего тела эта шерсть свалялась в маленькие войлочные колтуны, если глядеть на Доминикуса издали, создавалось впечатление, что кот покрыт мрачными бородавками. Эстетизма мало, режет глаз.
О многочисленных репьях, щепках и подозрительных комочках я уже не говорю.
Во-вторых, Коровин изрядно избаловал кошака своим либеральным воспитанием. Доминикус обнаглел. По его презрительной физиономии я видел, что он не только меня не уважает, но даже больше – считает себя выше меня на лестнице развития разумных существ. Это проявлялось даже в его поведении – стоило мне устроиться на диване, стоило приступить к анализу окружающей обстановки, как откуда ни возьмись появлялся Доминикус. Он укладывался мне под бок и начинал меня вылеживать. Ворочался, шевелился, хрустя хордой, потягивался, неприятно зевал и дышал в мою сторону. Это ворочанье продолжалось бесконечно – до тех пор, пока я не сползал с дивана и не перебирался на пол.
