– Как-нибудь потом, – сказал я. – Когда газ кончится. Тогда ты и выйдешь. Весь в белоснежном…
– Выйду, куда мне деваться, – сказал Коровин. – Больше всего мне здесь буфет нравится.
Буфет и в самом деле был ничего. Небольшой, плетеный из соломки. Колониальный, как сказал почему-то Коровин, хотя я, лично, ничего в этом буфете колониального не находил. Содержимое же буфета было на уровне – в нем водилось превкусное овсяное печенье с изюмом и крупной шоколадной крошкой, большой горшок с белым липовым медом и много маленьких горшочков с вареньем разных, по большей части изысканных, сортов. Бруснично-яблочный конфитюр, варенье из зеленого винограда с ядрами грецких орехов, протертая, но не вареная малина, арбузы в кисло-сладком соусе. Наесться толком нельзя, но душу радует. Особенно душу Кипчака.
– Хорошо быть эльфом, – сказал я.
– Иногда. – Коровин намазал липового меда на печенье, сжевал. – Иногда хорошо… Кстати, тут должен быть холодильник…
– Там, – указал я. – На носу. Было вообще-то два, один выкинули.
– Зачем?
Я не ответил.
Коровин принялся искать холодильник. Холодильник обнаружился за гобеленом, изображающим гонки на кроватях. Вообще, холодильники меня, конечно, еще тогда удручили, в самом начале. Я ожидал обнаружить в них колу, или холодный сок, или редиску, по редиске я очень и очень скучал. Но ничего из нормальной человеческой еды там не было. Там вообще ничего съедобного не было.
Уцелевший холодильник был забит морожеными лягушками.
– Однако… – удивился Коровин. – Лягушки…
– Интересно, – спросил я, – что с ними этот твой Энлиль делал? Неужели жрал?
– Это для заклинаний, – заверил Коровин. – Некоторые заклинания можно произвести только с помощью лягушачьей слизи, икры, ну, других ингредиентов… Но можно использовать и иначе. Есть, кстати, тоже…
Коровин достал лягушку, повертел так и сяк и приложил к поврежденному лбу. Зажмурился от удовольствия.
– Полегчало? – спросил я.
– Весьма. Хочешь, тебе одну достану?
– Меня не били.
– Били не били, при чем здесь это? Попробуй, это приятно!
Мне совершенно не хотелось прикладывать к себе лягушек.
– Кстати, мы правильно летим? – спросил Коровин и постучал лягушкой себя по голове. – Надо лететь на север.
– Что на севере?
– Раньше были леса, теперь там Деспотат. Я вот подумал еще: кто лучше деспота знает об этом Персивале?
– Они сражались как братья, – сказал Кипчак.
– Вот и я о чем. Если деспота немного потрясти, он все о своем брате расскажет, верное дело. Правда, у него кобольды…
– Кобольды? – спросил я. – Тут что, и кобольды есть?
– А как же.
– И на кого похожи кобольды? На огнедышащих коней с крыльями?
– Не совсем… Понимаешь, этот самый идиот…
Коровин болезненно поморщился и приложил лягушку к уху.
– Осторожнее, – сказал сбоку Кипчак. – Это ведь не обычная лягушка, это йолтымс. Из нее яд выжимают для охоты. Осторожнее, лицо может покрыться бородавками.
Коровин вздрогнул. Лягушка неожиданно вырвалась из пальцев, квакнула и выскочила в окно.
– Оттаяла… – тупо сказал Коровин. – Кто бы знал…
– А вдруг это была царевна-лягушка? – предположил я.
– У Энлиля полхолодильника таких царевен. К тому же лягушка на девяносто процентов состоит из воды. Она упадет и отскочит, я уж этих летающих жаб знаю… Так вот этот самый Пендрагон…
Кипчак подсел поближе, не желая упустить ни одного слова.
– Так вот, этот самый Пендрагон, я так думаю, хочет подмять под себя всю эту местность. Страну Мечты.
– Зачем? – спросил я. – Какой ему от нее прок?
– Прок хороший, – вздохнул Коровин. – Помнишь, я говорил тебе о том, что на рудниках полгода корячился?
Коровин продемонстрировал следы от кандалов на запястьях.
– Я еще сказал тогда, что золота мало.
– А на самом деле его много?
– На самом деле золота действительно мало. А платины много. И не в руде, а самородной. Очень много. И даже шахты штробить не надо, прямо с поверхности добывают. Добывают, в мешки складируют, а потом везут на север. В Деспотат.
– Во Владиперский?
– Угу.
– Зачем этому Пендрагону столько платины? – спросил я.
– Чего же тут непонятного? У него есть план. Понимаешь, тот Персиваль, ну, который тут все наладил вроде как, а потом погиб, так вот, он… опять же по слухам… мог свободно перемещаться. Туда-сюда, так сказать…
– Персиваль передал Секрет Пендрагону, – вставил Кипчак.
– Да ничего он не передал, – резко сказал Коровин. – Не передал. Если бы передал, тут такое бы началось! Он не передал. И Пендрагон ничего не узнал. Но хочет узнать. Но пока не может… И поэтому пока он просто запасает платину. Этот Пендрагон – настоящий барыга…
Не желая слушать ересь, Кипчак закрыл уши руками и покраснел в знак протеста. Покраснение у зеленого гнома выразилось в приобретении его кожей насыщенного изумрудного оттенка.
– Коммерсант, одним словом. – Коровин открыл окошко и плюнул на далекую землю. – Тут ему сырье и дешевая рабочая сила, там ему рынки сбыта. Главное – провернуть все хитро, не привлекая внимания…
Прокололся Пендрагон, подумал я. Привлек внимание. Причем привлек внимание не какой-нибудь южнокорейской мелочевки, а самой зубастой щуки потустороннего мира. Господина Ван Холла, голландского триллионера с костромскими корнями.
– Видишь ли, – тихо сказал Коровин. – Когда-то я был… как бы это сказать… немного знаком с Пендрагоном. В то время, как он еще не совсем был Пендрагоном…
– Да, добросердечный эльф Коровин передал карту великому Пендрагону?! – в восхищении воскликнул как по писаному Кипчак.
– Было дело, – кивнул он. – Давным-давно…
Коровин замолчал, погрузившись в воспоминания. Доминикус забрался к Коровину на плечо, свернулся в клубок. Коровин сказал:
– Знаешь, все эти фюреры, все эти дуче, они так не любят своих соседей по парте, в концлагеря их всех сажают… Так что мне совсем не хочется афишировать свое знакомство. Дело в том, что, когда мы корефанились, этот Пендрагон… не отличался… качествами духа.
– Я гляжу, тут с этими качествами вообще напряг, – зевнул я. – Здешние жители проявляют редкую гибкость…
– А не выпить ли нам кофе? – неожиданно переключился Коровин. – Давненько я кофейком не баловался.
Кипчак молча кивнул и принялся расторопно раскочегаривать спиртовку и вертеть кофемолку.
