Столь же необходимо удержаться от переоценки чувства отвращения. Многие молодые девушки из стыда или из боязни внушить другому отвращение, удерживаются от отправления своих естественных надобностей, когда они находятся в обществе посторонних. Не говоря уже о проистекающих отсюда неудобствах, тот громадный вред, который такое воздержание приносит здоровью, засвидетельствовано врачами. Необходимо и здесь держаться при воспитании известной середины. Ребенок должен знать, что отправление естественных надобностей должно из эстетических и гигиенических соображений происходить в закрытых местах. Но ни в коем случае нельзя приучать ребёнка видеть в малейшем упоминании об этих вещах нечто отвратительное и постыдное. Нельзя переходить границ и в возбуждении отвращения ко всему тому, что связано с половой жизнью. Все воспитание молодых девиц в подавляющем числе случаев ведет к тому, что они приучаются видеть в половом акте не только элементы постыдного, но и отвратительно-отталкивающего. Известно, что целый ряд женщин не могут отдаваться половому акту так, чтобы они при этом испытывали действительное чувство удовлетворения. Громадное число тяжелых разочарований в браке покоится на отсутствии нормальных половых чувств женщин и вовсе не невероятно, что виною этому служит специфическое воспитание девушек. Действительно, если кому-нибудь с самого детства внушают, что половой акт грязен, постыден и отвратителен, то не удивительно, что со временем у таких людей исчезает всякое естественное половое возбуждение и всякое естественное чувство удовлетворения. По отношению же к столь распространенной половой нечувствительности женщин, я повторяю, нужно считать вероятным, что в целом ряде таких случаев громадную роль играет воспитание девушек, хотя, разумеется, в этой нечувствительности могут быть виноваты и другие причины.
Итак, нужно держаться золотой середины. С одной стороны необходимо внушить ребёнку, что всякое злоупотребление раздражением половых органов воспрещено законами божескими и человеческими, с другой же – не прививать ребёнку отвращения к половому акту.
То, что я раньше сказал об оголении тела и наготе, имеет также известное значение для выработки в детях правильного взгляда на художественные изображения голого человеческого тела. Ни один благомыслящий человек не отрицает значения наготы в искусстве. Представьте себе, в самом деле, облаченную в платье Венеру! Отношение же искусства к воспитанию детей необходимо признать, хотя для этого вовсе не следует быть пламенным последователем того течения, которое с большим шумом рекламировало несколько лет тому назад значение искусства в жизни ребёнка. Правда, ребёнок до достижения известной зрелости вряд ли обладает большими художественными потребностями, и все же нельзя старательно устранять развивающихся детей от красоты голого тела. К этой чисто педагогической цели приводит также и тот факт, что ребёнка собственно и удержать нельзя вдали от всяких подобного рода изображений. Если его можно не впускать в музеи, то на общественных площадях или дома, где часто понаставлено достаточно голых статуй и где не всегда можно держать под замком книги и картины с изображениями человеческого тела, там от ребёнка скрыть ничего нельзя.
Некоторые требуют, чтобы из общественных площадей были устранены голые статуи; это требование так глупо, что о нем и спорить не стоить, оно только и годится в качестве материала для юмористических журналов. К тому же и изучение классиков дает столько поводов к упоминанию и изображению наготы, как например, описания древних богов в мифологии, что следовать в этом отношении советам апостолов нравственности, – значит лишить детей прекраснейших источников образования. Пусть все те, кто в младших классах гимназии рассматривал в мифологических учебниках изображения голых богов и богинь, пусть они когда-нибудь зададутся вопросом, испытывали ли они при этом хотя бы малейшее нечистое чувство и приходила ли им в голову хотя бы малейшая грязная мысль! И если на одного из тысячи детей эти изображения и производили нежелательное впечатление, то мы не имеем права по этой причине лишить тысячи других детей этой важной духовной пищи, необходимой для развития мысли, эстетического чувства и общего образования.
Поэтому при беседах с детьми о художественных изображениях не следует быть боязливыми, а наготу статуй не следует представлять ребёнку как нечто исключительное и особенное. Приходится при этом задуматься только над вопросом, какую цену имеет прикрывание половых органов фиговым листочком (это обыкновение в искусстве явилось лишь в середине 18-го века под влиянием иезуитов), и не может ли оно натолкнуть детей на подозрительные разговоры. Ребенок может сравнить изображение тела со своим собственным или с телами других, он тотчас увидит различие и догадается о смысле фигового листа, и это наведет его на нежелательные мысли и разговоры.
Те, кто считает необходимым преднамеренно держать детей вдали от таких изображений, исходят из двух различных точек зрения. Некоторые думают, что изображения голого человеческого тела могут пробудить половое чувство детей, другие же, – что они скверно влияют на общую нравственность ребёнка. Нельзя смешивать этих двух вещей, ибо, если верно, что правильно привитые нравственные понятия подавляют половые проступки, то из этого еще не следует, что нравственная невоспитанность обязательно должна возбудить ребёнка к половым эксцессам. Мне вспоминаются много картин, по содержанию своему безнравственных, но совершенно не возбуждающих полового чувства. Тут делается еще и та ошибка, что не принимается во внимание одно обстоятельство, а именно, что вещи, подозрительные в половом отношении для взрослых, ребёнку таковыми показаться и не могут. За исключением сравнительно редких случаев, ребёнок в действительности вовсе не склонен видеть в наготе нечто сексуально-возбуждающее. Мне по этому поводу вспоминается анекдот, весьма характеризующий детскую природу. Маленькая девочка возвращается с купания, и на вопрос, купались ли также и мальчики, она отвечает, что этого она, собственно говоря, сказать не может, так как все, мол, были раздеты, Взрослые потому и склонны считать голые статуи способными к возбужденно похоти, что они привыкли особенным образом относиться к своей собственной наготе, а посему они стараются всякое оголение представлять ребёнку безнравственным явлением. А между тем голые статуи вовсе не действуют возбуждающим образом. Я вспоминаю случай из времен движения в пользу Lex Heinze. У меня был пациент, горячий защитник упомянутого закона. Однажды он явился ко мне со своим маленьким сыном, который увидел у меня в приемной женскую голую статую, которую он принял за мужскую. Мальчик очевидно слыхал по поводу упомянутого закона много разговоров и при виде статуи наивно воскликнул: «Неправда ли, папа, если бы это была девушка, то это было бы неприлично!» Это замечание ребёнка так естественно и характерно; ребёнок сам по себе ничего особенного в наготе не видит, если воспитанием ему не внушают, что она должна возбудить стыд или, того хуже, что она безнравственна и неприлична. Конечно, прикрывание человеческого тела тесно связано с общими понятиями о приличии и с человеческой стыдливостью, но чем скорее удастся приучить ребёнка не видеть ничего безнравственного в наготе, тем легче можно будет ему привить правильное представление о морали, и тем легче можно будет его охранить от преждевременных половых возбуждений.
