— При поздних сроках от момента повреждения хирургическое вмешательство выполняется одномоментно из двух доступов: первым этапом из дор… дорсального доступа… — вслух зачитала Вера.
Она скосила глаз на Ямщика:
— Ты что-нибудь поняла?
— Нет, — честно признался Ямщик. И рискнул воспользоваться моментом, встроить подсказку в ответ: — Если мы хотим понять, нам надо выяснить, из-за чего всё изменилось. Узнать всю правду.
Ну же?!
— Что тут выяснять? — Вера понуро шмыгнула носом. — Дураку ясно: из-за аварии.
Не уловила подсказку? Опять зеркало всё переврало? Не в силах усидеть на месте, Ямщик заметался по комнате. Должен быть какой-то выход! Должен! Взгляд зацепился за прикроватную тумбочку. Там лежал раскрытый блокнот, рядом — россыпь фломастеров. Вот оно! Если не получается сказать, можно написать! Главное, чтобы Вера смотрела в зеркало, чтобы там отражалась тумбочка с письменными принадлежностями…
Вера оторвалась от медицинской абракадабры, глянула в зеркальце, собираясь задать очередной вопрос, уже раскрыла рот, но вместо вопроса у девочки вырвалось восхищенное:
— Ух ты!
Ямщик не знал точно, как это выглядит со стороны, но хорошо помнил взлетевшую над его головой швабру, чье отражение ухватил двойник — а значит, предполагал. В зеркале отражение Веры писало в блокноте фиолетовым фломастером. В реальности же над тумбочкой в воздухе завис оригинал блокнота, и фломастер, обретя внезапную самостоятельность, с тихим шорохом выводил слово за словом, как если бы в комнату пробрался человек-невидимка.
В определенном смысле так оно и было.
— Ты — фея? Колдунья?!
И хоть бы тень испуга! Зато сам Ямщик испытал запоздалый, но от этого не менее острый приступ страха. Что, если Верунчик при виде блокнотно-фломастерного полтергейста завопила бы во всю ивановскую[14]? Отшвырнула зеркало прочь? Никогда больше к нему не прикоснулась?! Хреновый из тебя «инженер душ человеческих», Ямщичок. По крайней мере, детских. Что взрослому кошмар, и беги дальше, чем видишь — то ребенку восторг, за уши не оттащишь!
— Нет, не фея, — он понимал, что рискует разочаровать девочку. — И не колдунья. Я — твое отражение, просто у меня есть некоторые способности.
— Суперспособности?!
— Супер. На вот, прочти.
Как зачарованная, Вера протянула руку, взяла блокнот. Проследила за фломастером, вернувшимся на тумбочку, уставилась на листок, наморщила лоб, беззвучно шевеля губами.
— Супер! — восхитилась она. — Ну у тебя и почерк! Еще хуже, чем у меня!
— Ты читай, читай!
— Сама читай! У тебя тут все шиворот-навыворот!
Шиворот-навыворот? «Зеркальный» почерк?! Ну конечно, как еще может писать отражение? «Почерк Леонардо» — говорят, так писал великий да Винчи, шифруя свои заметки. Уж не пользовался ли он подсказками зеркального двойника? Правда, в отличие от Верунчика, изобретатель парашюта и вертолета умел задавать точные вопросы.
— Шифр! — радостно воскликнула Вера.
К восхищению Ямщика, она без всякой подсказки поднесла блокнот к зеркалу. Молодец, подумал Ямщик. Умница! Ну же, давай, читай!
— Спум… чкор…
— Что?
— Нусат чтыса… Совахо!
Ямщик застонал от бессилия.
— Это заклинание, да?! Спум чкор нусат чтыса совахо! — Вера скорчила уморительную рожицу. Судя по всему, она ждала фейерверка из бабочек-махаонов или превращения Ямщика в тыкву. — Спум чкор нусат чтыса совахо!
Девочка завертела головой в поисках результата, ощупала украдкой свои ноги.
— Не работает, — Ямщику было больно слышать вздох разочарования. — Наверно, оно у тебя в зеркале работает, а здесь — нет. Жалко, правда?
— Жалко, — согласился Ямщик.
— Ты еще что-нибудь покажи! Ну пожалуйста!
Желая доставить Вере удовольствие, минут десять он занимался тем, что брал отражавшиеся в зеркальце предметы, двигал туда-сюда, подбрасывал в воздух, ловил — к слову, не всегда удачно. Глаза Верунчика горели восторгом, и Ямщик готов был продолжать до вечера. Тумбочка в его руках принялась скакать по полу, топоча ножками, девочка захлопала в ладоши; зеркало, установленное на кровати, свалилось на ковер — и в руках у Ямщика остался лишь бесполезный дубликат тумбочки.
— Было здо̀рово, — выдохнула Вера.
И вновь уткнулась в планшет — уже без всякой охоты:
— В более поздние сроки от момента травмы выполнение вмешательства только в объеме задней инструментальной фиксации на фоне значительных фиб… фиброзных изменений в зоне повреждения вряд ли обеспечит решение всех лечебных задач… Я ничего не понимаю!
— Я тоже.
— Это потому что ты не доктор, да? Нам нужен доктор! Мама сказала, Вайнберг — очень хороший доктор. Он во вторник придет, это уже послезавтра, у него и спросим.
Помолчав, Вера добавила:
— Ты не волнуйся, хорошо? Я тебя позову, когда он придет.
Ты меня успокаиваешь, без слов спросил Ямщик. Нет, это ты меня успокаиваешь?!
2
Зинаида Петровна
Скрип-скрип.
Буду ходить.
Скрип-скрип-скрип.
Не буду ходить.
Крик-крик-крик. Нет, ничего.
Тишина. Показалось.
Буду ходить, думал Ямщик. Вот, иду. А потом раз, и не буду ходить. Вот ведь радость, шило на мыло. Остаться здесь? Приспособился, знаю места. Скрип-скрип. Хрип-хрип. Это снег. Это сквер. Куда я иду? Или я просто иду, потому что могу?
Еще осенью он не прошел бы здесь, с тыла великанской музыкальной шкатулки — театра оперы и балеты. Зеркал тут не было и не предвиделось, бигбордов с отражающими плоскостями — тоже. Редкие окна технических помещений создавали кое-какую реальность, но их не хватило бы, если б не зима. Снег загадочным образом справлялся с материализацией городского дизайна, а может, усиливал количество (качество?!) рабочих отражений.
Дороги не было, дорога с ее асфальтом и машинами, несущимися в четыре ряда, лежала напротив театрального фасада. Аллеи остались по правую руку, в сквере. Ямщик брел по грунтовке, непроходимой в сезон дождей, пыльной и ухабистой в июльскую жару. Сейчас земля подмерзла, схватилась ледяной коркой, спряталась под утоптанный, грязно-белый покров. В обычном состоянии Ямщику и в голову не пришло бы забрести сюда, но день, проведенный с Верой, день поисков и разочарований, вышиб его из колеи.
За спиной вздыхала Зинка. Вечно она вздыхала на ходу, словно искала заветную дверь, выводящую из тюрьмы ее бессмысленного существования, и уже отчаялась в своих поисках. Арлекин удрал вперед, занят поиском другой двери — в лето. Может, и мне какую-нибудь дверь поискать, подумал Ямщик. А еще лучше, закрыть все двери и угомониться. Чем мне тут плохо? Привык, приспособился. Жизнь налаживается… Он вспомнил героя анекдота, уже вставшего на табурет и надевшего петлю на шею, но заприметившего окурок на полу и недопитую бутылку пива в углу, и с кислым восторгом повторил:
