Я слышал, что новый опыт всегда полезен, но для меня он обернулся настоящей пыткой. Чем больше я об этом думал, тем меньше понимал, что со мной происходит, и тем больнее мне было.
Ну что ж, если на свете и существует средство от страданий, так это упорная работа, особенно бесполезная. Я крутанулся на кресле, повернулся к монитору и принялся работать.
Через несколько минут передо мной открылась история жизни кандидата наук доктора Джеральда Голперна. Конечно, тут потребовалась сообразительность, потому что просто набрать в «Гугл» имя Голперна было недостаточно. Например, я обратился к закрытым судебным архивам, с доступом к которым пришлось повозиться. Но когда у меня получилось, обнаружилось, что оно того стоило, и я подумал: «Так-так-так…». Но в этот момент я внутренне был катастрофически одинок и никто не слышал моих меланхоличных замечаний, поэтому пришлось сказать вслух:
— Так-так-так.
В патронатных записях было много интересного — я увидел нечто общее между моим прошлым без родителей и детством Голперна. Правда, у меня имелась не только крыша над головой, но и семья с Гарри, Дорис и Деборой, в отличие от Голперна, который кочевал от опекуна к опекуну, пока не осел в Сиракузском университете.
Но куда более интересным оказался тот файл, доступ к которому можно было получить, только имея ордер, предписание суда и каменную табличку от самого Господа Бога. И когда я прочел его во второй раз, моя реакция была еще более эмоциональной. «Так-так-так-та-ак», — сказал я и изумился тому, как гулко слова прозвучали в стенах моего маленького одинокого офиса. А поскольку больше зрелищности от таких внезапных откровений бывает на публике, я протянул руку к телефону и позвонил сестре.
Через несколько минут она ворвалась ко мне и села на складной стул.
— Что ты нашел? — спросила она.
— У доктора Джеральда Голперна есть Прошлое, — сказал я, тщательно выговаривая все начальные буквы, чтобы она не перегнулась через стол и не стиснула меня, дабы расслышать получше.
— Так и знала! — воскликнула Деб. — Что он сделал?
— Ну, он мало что сделал, — ответил я. — Сейчас нас больше интересует то, что сделали с ним.
— Кончай ходить вокруг да около, — сказала она. — В чем суть?
— Ну, начнем с того, что он, по всей видимости, сирота.
— Давай, Декс, переходи к делу.
Я поднял руку, чтобы утихомирить ее, но это не сработало: она принялась барабанить пальцами по столу.
— Я пытаюсь обрисовать тебе всю картину, сестренка, — сказал я.
— Обрисовывай быстрее, — пробормотала она.
— Хорошо. Голперн отправился в приют в северной части штата Нью-Йорк, когда его обнаружили живущим в коробке под шоссе. Отыскали его родителей, которых убили очень незадолго до того, как нашли мальчика, и очень неприглядным способом. Причем убили заслуженно.
— Какого черта ты имеешь в виду?
— Родители сдавали его педофилам за деньги, — пояснил я.
— Господи! — сказана Дебора, и по всему было видно, что она испытала шок. Даже по стандартам Майами такое впечатляет.
— Но Голперн ничего этого не помнит. Как сказано в деле, у него провалы в памяти в результате шока. Похоже на правду. Такие провалы могут возникать в ответ на повторяющуюся травму, это случается.
— Вот черт! — сказала Дебора, и я внутренне поаплодировал тому, что она не использовала более крепкое выражение. — Итак, он все забыл. Тебе придется признать, что все сходится. Девушка пытается выставить его насильником, а он и без того переживает из-за штатной должности; в итоге поддается стрессу и убивает ее, сам того не подозревая.
— И еще кое-что, — сказал я, и, признаюсь, драматизм момента увлек меня даже больше, чем подобает. — Насчет смерти его родителей.
— Что насчет них? — спросила Дебора, совершенно не выказывая никакого, даже показного, интереса.
— Им отрезали головы. А затем подпалили дом.
Дебора вытянулась в струну.
— Черт, — сказала она.
— Я тоже так подумал.
— Твою мать, но это же здорово. Декс! — воспрянула она. — Мы взяли его за задницу.
— Ну, — протянул я, — можно сказать и так.
— Еще как, на хрен, — согласилась она. — Значит, он убил родителей?
Я пожал плечами:
— Доказать ничего не смогли. В противном случае Голперн бы сел. Это настолько жестоко, что никто не поверил, будто парнишка мог такое сотворить. Но они уверены: он был на месте преступления и все видел.
Она пристально посмотрела на меня:
— Так, и в чем ошибка? Ты все еще считаешь, что это не он? Опять твоя интуиция?
Эти слова ужалили меня больнее, чем могли, и я на мгновение закрыл глаза. Внутри по-прежнему ничего не было, кроме темноты и пустоты. Своей знаменитой интуицией я, конечно, был обязан нашептываниям Темного Пассажира и в его отсутствие ничем выдающимся похвастаться не мог.
— У меня в последнее время интуиция отсутствует, — признался я. — Просто одна мысль не дает мне покоя. Просто…
Я открыл глаза и увидел, что Дебора смотрит на меня. За весь день впервые на ее лице было что-то еще, кроме кипучего восторга; на мгновение мне даже показалось: она вот-вот спросит меня, о чем это я и все ли со мной в порядке. Я не знал, как ответить ей в таком случае: ведь обычно я не рассказываю о Темном Пассажире, — и сама идея поделиться настолько личными переживаниями вызывала беспокойство.
— Не знаю, — сдался я. — Что-то здесь не так.
Дебора улыбнулась. Я почувствовал бы себя в своей тарелке, если б она огрызнулась и послала меня ко всем чертям, но она улыбнулась и протянула руку через весь стол, чтобы похлопать меня по ладони.
— Декс, — мягко начала Деб, — улик более чем достаточно. О прошлом я вообще молчу. Мотив подходящий. И ты мне говоришь, что дело в… интуиции? — Она наклонила голову набок, по-прежнему улыбаясь, от чего мне стало не по себе. — Это тот, кто нам нужен, парень. Что бы там тебя ни беспокоило, плюнь — и всего делов. Он виновен, мы его взяли, вот и все. — Она отпустила мою руку, пока кто-нибудь из нас не разразился слезами. — Но вот ты меня беспокоишь.
— Со мной все в порядке, — пробормотал я и сам себе не поверил.
Дебора долго смотрела на меня, а потом поднялась.
— Ладно. Если что, я рядом. — С этими словами она развернулась и вышла.
Каким-то чудом я проплавал в бульоне дождливого серого дня вплоть до того момента, когда сел в машину и приехал домой к Рите, и там бульон сгустился до состояния желе, в котором застыли все мои чувственные восприятия.
Не знаю, что было на обед и о чем говорили за столом. Единственный звук, который я хотел бы услышать, — это сигнал стремительного возвращения Пассажира, но этого звука не было. Поэтому я проплавал до конца вечера на автопилоте и отправился в кровать, завернувшись в Придурковатого Опустошенного Декстера.
