— Ну еще бы, — сказала Дебора. — Но я не могу отпустить вас прямо сейчас.
Голперн только покачал головой и пробормотал что-то неразборчивое.
— Что вы сказали, Джерри? — спросила она тем же терпеливым тоном.
— Я сказал, что, по-моему, ничего плохого не сделал, — сказал он, не поднимая глаз.
— По-вашему? — переспросила она. — Может, дадите нам в этом удостовериться, прежде чем мы вас отпустим?
Он снова поднял голову, только на сей раз очень медленно, и посмотрел на нее.
— Прошлой ночью… — начал он. — Что-то такое здесь… — Голперн покачал головой. — Не знаю. Не знаю…
— Вы уже когда-то бывали в этом месте, Джерри? В юности, — сказала Дебора, и он кивнул. — И когда вы сюда попали, то что-то вспомнили.
Он дернулся, словно она плюнула ему в лицо.
— Я не… это не воспоминания, — сказал он, — это сон. Этого не было на самом деле.
Дебора кивнула с понимающим видом.
— Что было во сне, Джерри?
Он покачал головой и стал смотреть на нее открыв рот.
— Выговоритесь, и вам станет легче, — посоветовала она. — Ведь это же только сон, разве он может навредить? — Голперн продолжал качать головой. — Что было во сне, Джерри? — повторила она более настойчиво, но без напора.
— Большая статуя, — ответил он, перестав трясти головой и удивляясь тому, что слова вылетают из его рта.
— Так.
— И… она огромная, — добавил Голперн. — И еще там… там… у нее в животе огонь.
— У нее есть живот? — уточнила Дебора. — Что это за статуя?
— Очень большая, — повторил он. — Бронзовое туловище, две вытянутых руки, и эти руки тянутся вниз, к… — Он осекся, а затем промямлил что-то.
— Что вы сказали, Джерри?
— Он сказал, что у статуи бычья голова, — произнес я и почувствовал, как волоски у меня на спине встают дыбом.
— Руки тянутся вниз, — повторил он. — И мне… так хорошо. Не знаю почему. Я пою. И я отдаю в эти руки двух девушек. Я режу их ножом, а потом эти руки поднимаются вверх, ко рту, и бросают их внутрь. В огонь…
— Джерри, — заговорила Дебора еще мягче, — на вашей одежде кровь, эта одежда подпалена. — Он ничего не сказал, и она продолжила: — Нам известно, что, когда вы находитесь в состоянии сильного стресса, у вас случаются провалы в памяти. — Он по-прежнему молчал. — Джерри, возможно, у вас случился такой провал, вы убили этих девушек, а потом вернулись домой? Даже ничего не подозревая?
Голперн снова начал совершать медленные движения головой, как маятник.
— Тогда предложите лучшее объяснение, — сказала она.
— Где я мог видеть такую статую? — спросил он. — Это же… я что, нашел статую, устроил огонь внутри, затащил туда девушек и… Разве это возможно? Разве я мог все это сделать, ничего не подозревая?
Дебора посмотрела на меня, и я пожал плечами. Разумно. В конце концов, существуют же рамки, за которые не выходишь, даже гуляя во сне, а его рассказ находился далеко за их пределами.
— Тогда почему вам приснился такой сон, Джерри? — спросила Дебора.
— Все видят сны, — ответил он.
— А как кровь попала на вашу одежду?
— Это Уилкинс. Это точно он. Точно, — забормотал профессор.
В дверь постучали, и вошел сержант. Он нагнулся к Деборе и принялся что-то шептать ей в самое ухо. Я наклонился к ним и прислушался.
— Адвокат этого парня гонит волну — дескать, головы объявились, когда он уже тут сидел, поэтому парень невиновен. — Сержант пожал плечами. — Я должен пропустить его сюда, — добавил он.
— Ладно, — отозвалась Дебора, — спасибо, Дейв.
Тот снова пожал плечами и ушел.
Дебора посмотрела на меня.
— Ну, — сказала она, — по крайней мере теперь все уже не кажется таким простым. — Она снова повернулась к Голперну: — Хорошо, Джерри, вернемся к нашему разговору позже. — Дебора поднялась и вышла из комнаты, а я пошел вслед за ней.
— Каковы наши соображения? — осведомился я у нее.
Она покачала головой:
— Господи, Деке, я не знаю. Нужна передышка. — Она остановилась и повернулась ко мне. — Либо это сделал он, когда у него был провал, а значит, он ничего заранее не придумывал и находился в отключке, но такого не бывает.
— Может, и так, — сказал я.
— Или же кто-то другой влез в эту бочку с дерьмом и подставил его, потому что по времени это как раз совпадает с его провалом.
— И такое тоже может быть, — сказал я, стараясь быть услужливым.
— Ну да, — отозвалась она, — я знаю.
— А эта статуя с бычьей головой и огнем в животе?
— Черт, — выругалась Деб. — Ну просто сон. Наверное.
— А где тогда сожгли девушек?
— Хочешь показать мне статую с бычьей головой и встроенным барбекю? Где ты ее прячешь? Если найдешь, то я в нее поверю, — огрызнулась она.
— Теперь Голперна придется отпустить? — спросил я.
— Ну нет уж, черт возьми! — отрезала Деб. — Посидит еще за сопротивление при аресте. — С этими словами она развернулась и отправилась в приемную.
Когда мы снова появились там, Коди и Эстор сидели рядом с дежурным, и хотя оказались не на том месте, где я их оставил, я был благодарен им за то, что они ничего не подпалили. Дебора наблюдала за тем, как я их собираю, недовольная задержкой, а потом мы все вместе вышли.
— Ну, что теперь? — спросил я.
— Надо бы перетереть с Уилкинсом, — сказала Дебора.
— Спросишь про статую с бычьей головой у него на заднем дворе? — подколол я сестренку.
— Еще чего, — ответила она, — это дерьмо собачье.
— Это плохие слова, — вмешалась Эстор. — Ты должна мне пятьдесят центов.
— Уже поздно, — сказал я Деборе, — надо отвезти детей, пока их мать не поджарила меня.
Дебора посмотрела сначала на Коди, потом на Эстор, а потом на меня и кивнула:
— Давай.
Глава 19
Я ухитрился доставить детей домой прежде, чем терпение Риты переполнило чашу, но оно было близко к краю, и легче от этого не стало, особенно когда она узнана, что дети видели отрезанные головы. А глядя на них, можно было сказать, что день удался. Новое устремление Эстор стать похожей на мою сестру отвлекло Риту от ее гневливого настроения. В конце концов, чем раньше ребенок определяется с карьерой, тем лучше — в будущем можно сэкономить кучу времени и нервов.
Было понятно, что у Риты накипело, и нам пришлось стоять под брызгами ее слюны и непрерывным потоком слов. В нормальном состоянии я бы просто улыбался, кивал и продолжал стоять, но мое нынешнее настроение не имело ничего общего с понятием «норма». На протяжении последних двух дней я больше всего на свете хотел спокойно посидеть и подумать о том, куда подевался мой Пассажир, но меня постоянно разрывали на части: Дебора, дети, работа и прочее. Маскировка, которая должна была скрывать, сползла, и все это перестало мне нравиться.
