Единственное, что было мне ясно, — мой Пассажир, как и другие его рода-племени, ошивался на этом свете уже без малого три тысячи лет. Но почему мой должен убегать от других — невозможно объяснить, ведь я и раньше встречался с другими Пассажирами, и это заканчивалось разве что вздыбленными перьями на крыльях. Моя теория про папочку-льва при свете солнышка в уютном парке на фоне играющих детей, выкрикивающих друг другу шуточные угрозы, казалась притянутой за уши. Если обратиться к статистике, то, судя по проценту разводов, у половины из них новый папочка и все они вполне себе благоденствуют.
Я был в отчаянии, впадать в которое для великолепного Майами просто абсурд. Пассажир исчез, оставив меня в одиночестве, и единственная перспектива, которую я для себя видел, — это заняться арамейским. Оставалось надеяться только на случайно пролетающий самолет, который польет меня отработанной водой и смоет мои мучения. С надеждой я поднял голову и увидел, что и здесь мне тоже не повезло.
Еще одна ночь бессонницы, которую наполняла странная музыка, приходившая в коротких сновидениях и будившая меня. Я вскакивал с кровати, чтобы следовать за ней.
Не знаю, почему мне казалось, что надо идти на эту музыку, хотя я плохо себе представлял, куда она меня приведет, но ясно, что это место где-то существует и мне нужно туда. Все, схожу с ума, медленно, но верно сползаю в серое одинокое сумасбродство.
Утром в понедельник помятый Декстер в полубессознательном состоянии, едва добравшись до кухни, был немедленно и безжалостно атакован ураганом «Рита», которая напала с пачкой бумаг и дисков.
— Я хочу знать, что ты думаешь, — ультимативно заявила она, однако я скорее почувствовал, чем осознал, что на ее месте ни за что не стал бы этого хотеть, учитывая отчаяние, которое поселилось во мне от тягостных размышлений. Но прежде чем я собрался с мыслями, чтобы высказать хоть какой-то протест, она швырнула меня за кухонный стол и начала разбрасывать передо мной бумаги.
— Вот такие цветы Ганс хочет использовать для декора, — начала она, показав мне фотографии с изображениями разного рода растительности. — Эти для алтаря. Совсем немного, я думаю, — сказала она, в отчаянии глядя на меня. — Что, никаких шуток насчет изобилия белого?
Хотя я признанный обладатель тонкого чувства юмора, шутки насчет белого цвета мне в голову не шли, но не успел я уверить Риту в обратном, как она уже стала листать страницы дальше.
— Ладно, — сказала она, беспечно махнув рукой. — А это оформление индивидуальных столов. И надеюсь, что это будет сочетаться с тем, что готовит Мэнни Борк. Хорошо бы Винсу его проведать, а?
— Ну… — протянул я.
— Господи Боже, посмотри, сколько времени, — заметила Рита, и прежде чем я успел произнести хотя бы еще один слог, она бросила стопку дисков мне на колени. — Я и так уже отобрала шесть групп, — сообщила она. — Ты не мог бы послушать их сегодня и сказать свое мнение? Спасибо, Деке. — Она не раздумывая наклонилась вперед, чмокнула меня в щеку, а потом направилась к двери, переходя к следующей части своего каталога. — Коди! Пора идти, дорогой.
Еще три минуты сутолоки, потом апофеоз с появившимися в дверном проеме кухни головами Коди и Эстор, и, наконец, входная дверь захлопывается. Наступает тишина.
И в этой тишине я вдруг услышал, как это было ночью во сне, эхо музыки. Я понимал, что должен вскочить со стула, броситься в дверь на свет божий, с клинком в зубах и отыскать эту штуку, откуда льется музыка, влезть в логово зверя и прикончить его, но не мог.
Веб-сайт с Молохом поселил во мне страх, и хотя я осознавал, что это глупо, неправильно, неэффективно и совершенно не по-декстеровски, все равно это ничего не меняло. Подумаешь, Молох. Какое-то идиотское древнее имя. Дряхлый миф, который сгинул тысячи лет назад вместе с храмом Соломона. Он ничего собой не представляет, это не что иное, как вымысел доисторических людей, просто ничтожество — и я его боюсь.
Казалось, остается только прожить этот день, повесив голову и надеясь, что это нечто не доберется до меня сегодня: ведь я устал как собака, вдобавок изматывала беспомощность, — но не тут-то было. Я чувствовал, что нечто уже взяло мой след, и почти ощущал его острые зубы на своей шее. Нужно постараться, чтобы его охота шла подольше, ведь только в один прекрасный момент я окажусь у него в лапах, заблею, судорожно застучу каблуками в пыли и протяну ноги. Во мне исчезло желание бороться, во мне не осталось вообще никаких стремлений, кроме рефлекторного подъема с утра на работу.
Я взял диски Риты и тяжелым шагом вышел из дома. Вставляя ключ в замочную скважину, чтобы закрыть дверь, я заметил, как от обочины объехал белый «авалон» с такой оскорбительной неторопливостью, что всю мою усталость и отчаяние как рукой сняло, я затрепетал от смертельного страха, который пригвоздил меня к двери, да так, что диски Риты выскользнули из рук и посыпались на дорожку перед домом.
Машина медленно доехала до знака «Стоп». Дрожа от страха, я малодушно наблюдал за ней. И когда ее задние фонари погасли, взревел двигатель и машина, пересекая перекресток, двинулась вперед, в Декстере проснулось что-то очень злобное.
Возможно, эту злость разбудило откровенно наглое и бесцеремонное поведение «авалона», а может, всплеск адреналина просто оказался неплохой добавкой к утреннему кофе. Как бы то ни было, я исполнился праведного гнева и начал действовать даже раньше, чем придумал, что буду делать. Не задумываясь, я кинулся к своей машине, прыгнул за руль, воткнул ключ в замок зажигания, завел двигатель и бросился вдогонку за «авалоном».
Проехав знак «Стоп», на перекрестке я дал газу и успел заметить, как машина повернула направо через несколько домов от меня. Я несся гораздо быстрее положенного и увидел, что он сворачивает налево, в направлении Первой автомагистрали. Стремясь сократить расстояние, я вдавил педаль газа в пол, охваченный безумным желанием сцапать его прежде, чем он затеряется в пробках часа пик.
Я был всего в одном квартале от него, когда он повернул на север по Первой автомагистрали. Я поехал за ним, невзирая на визг тормозов и оглушительный рев сигналов со всех сторон. Теперь «авалон» находился уже в десяти машинах от меня, и я призвал на помощь все свое мастерство езды в Майами, чтобы подобраться ближе, игнорируя разделительные полосы и не успевая восхищаться словообразованиями других водителей, которые пополняли мою лексику своими перлами, высказанными в мой адрес. Этот червяк свернул, и хотя показал еще не все зубы, я понял, что он готов к противостоянию. А я злился — еще одно откровение. Из моей тьмы меня выволокли в залитый светом серый угол, в котором сходились стены, но теперь все — поиграли, и хватит. Пришло время Декстера. И хотя еще не знал, что сделаю с водителем, когда поймаю, я был полон решимости.
Я снова оказался примерно на расстоянии половины квартала, когда водитель «авалона» заметил меня и тут же прибавил скорость, скользнув в настолько маленькое пространство в крайней левой полосе, что водитель, двигавшийся позади, дал по тормозам и съехал на обочину. Две машины за ним притерлись друг к другу, и на меня обрушились громкие звуки сигналов и скрежет тормозов. Я обнаружил местечко справа и миновал аварию, а затем снова метнулся влево, в открывшийся свободный длинный коридор. «Авалон» был на квартал впереди и набирал скорость, но я утопил педаль в пол и упорно мчался следом.
