Эта мысль всегда утешает меня, ну а так как мне нравится излучать счастье в любом месте, где появляюсь, я сделал свой небольшой вклад, дабы смягчить удар от неизбежного наступления утра понедельника. Я принес на работу коробку пончиков, и вокруг нее немедленно разразился ажиотаж, устроенный ворчливыми сотрудниками; пончики исчезли прежде, чем я добрался до стола. Сомневаюсь, что у кого-либо есть более веские причины для угрюмого настроения, чем у меня, но вы бы мне не поверили, увидев, как коллеги выхватывают у меня пончики и при этом на меня же и ворчат.
Винс Мацуока, казалось, разделял царившее в управлении общее чувство легкой тоски. Он приковылял в мою каморку с выражением изумленного ужаса на лице. Очевидно, его вызвало какое-то очень волнующее событие, потому что смотрелось оно почти достоверно.
— Господи, Декстер, — произнес он. — О Господи, Декстер!
— Я пытался оставить тебе одну штуку, — сказал я, решив, что такую тоску он мог испытывать только при виде пустой коробки из-под пончиков. Но Винс покачал головой.
— О Господи, я не могу в это поверить! Он мертв!
— То есть пончики тут ни при чем, — сделал вывод я.
— Боже, а ведь ты встречался с ним. Ты встречался?
В любой беседе наступает такой момент, когда хотя бы один из собеседников неизбежно должен узнать, о чем же идет речь, и я подумал, что такой момент пришел.
— Винс, — начал я, — прошу тебя, сделай глубокий вдох, начни все сначала и сделай вид, как будто мы с тобой говорим на одном языке.
Он уставился на меня, как цапля на лягушку.
— Черт, — сказал он. — Ты что, еще ничего не знаешь? Твою мать.
— Какие слова, — оценил я, — неужели ты общался с Деборой?
— Он мертв, Декстер. Тело обнаружили вчера вечером.
— Значит, он еще полежит, пока ты не скажешь мне, о чем ты, черт возьми, говоришь.
Винс моргнул, глядя на меня, и его глаза неожиданно расширились и увлажнились.
— Мэнни Борк, — с придыханием произнес он. — Его убили.
Признаюсь, я испытал смешанное чувство. С одной стороны, мне, конечно, не жалко, что кто-то другой вывел маленького тролля из строя, а не я, в силу своих этических соображений, которые не позволили мне сделать это самому, но с другой стороны — теперь придется искать организатора на замену. Ах да, еще, возможно, придется состряпать какие-то показания для детектива, ведущего расследование. Досада только-только сменилась облегчением, но тут я вспомнил, что пончиков тоже не стало.
В итоге во мне поселилось раздражение при мысли о том, сколько забот из-за этой новой напасти ждет меня впереди. Однако Гарри натаскал меня достаточно хорошо и я знал, что демонстрировать такую реакцию, услышав о смерти знакомого, неприемлемо, поэтому сделал все возможное, чтобы натянуть на лицо выражение некоего подобия шока, озабоченности и печали.
— Ничего себе, — сказал я. — Надо же. Известно, кто это сделал?
Винс покачал головой.
— У него даже врагов не было, — сказал он, пребывая в добросовестном неведении относительно того, насколько неправдоподобно звучали его слова для тех, кто хотя бы однажды встречался с Мэнни. — Я хочу сказать, его все боялись.
— Знаю, — сказал я, — его фото в журналах печатали, и все такое.
— Не могу поверить, что кто-то мог сотворить с ним это, — убитым голосом произнес он.
Сказать по правде, я, наоборот, не мог поверить, что кто-то слишком долго тянул, чтобы сотворить с ним это, но говорить так было бы невежливо.
— Ничего, полиция разберется. Кто ведет дело?
Винс посмотрел на меня с таким лицом, словно я спросил у него, встает ли солнце по утрам.
— Декстер, — с изумлением произнес он, — ему отрезали голову. Так же, как тем троим из университета.
Когда мне было восемнадцать и я старался вписаться в общество, то какое-то время играл в футбол и однажды очень больно получил мячом в живот. Так вот, сейчас я испытал примерно такое же чувство.
— Ого, — произнес я.
— Естественно, дело передали твоей сестре, — сказал он.
— Естественно. — Меня вдруг посетила одна мысль, и, оставаясь преданным поклонником иронии на протяжении всей своей жизни, я решил спросить: — А его не поджарили, случайно?
Винс покачал головой:
— Нет.
Я поднялся.
— Пойду пообщаюсь с Деборой.
Дебора не была расположена к общению, когда я прибыл на квартиру Мэнни. Она находилась около Камиллы Фидж, которая помахивала кистью в поисках отпечатков около ножек стола у окна и не подняла голову, так что я заглянул на кухню, где Эйнджел «Не родственник» нагнулся над телом.
— Эйнджел… — Взглянув на тело, я обнаружил нечто такое, что меня крайне удивило. — А это что, действительно женская голова? — спросил я.
Он кивнул и ткнул в голову ручкой.
— Твоя сестра говорит, что это, типа, та, которая из музея, — ответил Эйнджел. — Что они ее сюда приладили, потому что он педрила.
Я взглянул на два среза: один — у самых плеч, другой — у подбородка. Срез на голове по всем признакам соответствовал нашим прошлым находкам, а вот другой, на теле Мэнни, выглядел грубо, как будто был сделан второпях. Края двух срезов аккуратно соединили, но они, конечно, не совпали. Я и сам, без нашептываний своего темного приятеля, мог определить, что в этом случае дело обстояло иначе. А то касание холодного пальца, которое я недавно ощутил на своей шее, могло иметь серьезное значение и, вполне вероятно, было связано с моими текущими неприятностями. Однако этот непонятный призрачный намек не порождал ничего, кроме беспокойства.
— Есть еще одно тело? — спросил я, припоминая несчастного запуганного Фрэнки.
Эйнджел пожал плечами, не поднимая глаз.
— В ванной, — сказал он, — из него торчит нож мясника. Голову оставили. — Он говорил обиженным тоном, словно был оскорблен тем, что некто потратил столько усилий и оставил-таки голову, ну а в остальном ему больше нечего было мне сказать, так что я отправился туда, где моя сестра сидела на корточках рядом с Камиллой.
— Доброе утро, Деб, — сказал я, изображая бодрость духа, которой вовсе не ощущал, и был не одинок, потому что она даже не взглянула на меня.
— Черт возьми, Декстер, — поприветствовала она меня. — Иди в жопу, если у тебя нет ничего стоящего.
— Да тут нигде вокруг ничего стоящего нет, — заметил я. — Но парня в ванной зовут Фрэнки. А это вот Мэнни Борк, которого даже в журналах печатали.
— С какого перепоя ты это знаешь? — осведомилась она.
— Ну да, может показаться странным, — признал я, — но я, вероятно, последний, кто его видел.
Дебора поднялась на ноги.
— Когда? — спросила она.
