— Декстер, — начала она, и в ее голосе послышалась обреченность, — нам надо поговорить.
— Хорошо, — отозвали я, но, увидев ее лицо, почувствовал, что беспечность и беззаботность моих интонаций стерлись в пыль и растаяли в этом ледяном воздухе.
— Дети, — сказала Рита. Видимо, в этом и заключалась вся мысль, потому что она только смотрела и больше ничего не говорила.
Ну я, конечно, понял, каких детей она имела в виду, поэтому одобрительно кивнул.
— Да, — сказал я.
— О-ох! — произнесла она.
Ну, если у Риты уходит столько времени, чтобы сформулировать одно предложение, то легко понять, почему дома было так тихо, когда я вошел. Очевидно, у древнего искусства вести беседу наметился кризис и его должен был поддержать гений дипломатии Декстер, если мы хотели добиться сегодня чего-то большего, чем семь слов к обеду. Так что я мужественно бросился на помощь со всей своей широко известной отвагой.
— Рита, — начал я, — есть какие-то проблемы?
— Ох! — повторила она, и это не обнадеживало.
Да, когда говорят односложно, здесь уже бессилен даже такой одаренный собеседник, как я. Не надеясь на помощь Риты, я посмотрел на Коди и Эстор, которые не двинулись с места с тех пор, как я вошел.
— Так, — сказал я. — Вы оба можете мне объяснить, что с вашей матерью?
Они обменялись своими знаменитыми взглядами, а потом снова повернулись ко мне.
— Мы не хотели, — отозвалась Эстор. — Это вышло случайно.
Негусто, зато уже законченное предложение.
— Очень рад это слышать, — сказал я. — А что именно вышло случайно?
— Мы попались, — ответил Коди, и Эстор толкнула его локтем.
— Мы не хотели, — упорствовала она, а Коди повернулся и посмотрел на нее, прежде чем произнести то, о чем они только что договорились. Она взглянула на него в ответ, и он моргнул еще раз, а потом медленно кивнул мне.
— Случайно, — повторил он.
Было приятно наблюдать четкий политический курс у этих выступавших единым фронтом, но я все еще не приблизился к тому, чтобы понять, о чем мы говорим, а беседовали мы об этом уже в течение нескольких минут, и временной фактор имел значение, поскольку подходило время обеда, а Декстеру требуется регулярное питание.
— Они больше ничего не говорят, — пожаловалась Рита. — Хотя это далеко не все. Ума не приложу, как вас угораздило связать кошку Виллегасов случайно?
— Она не умерла, — сказала Эстор самым тонюсеньким голосочком, который я только слышал у нее.
— А для чего вам понадобились садовые ножницы? — осведомилась Рита.
— Мы их не использовали, — сказала Эстор.
— Но собирались, не так ли? — спросила Рита.
Две маленькие головки повернулись ко мне, и вскоре к ним присоединилась голова Риты.
Я уверен, что это все было совершено непреднамеренно, но то, что начало вырисовываться, совсем не соответствовало тихой мирной жизни. Очевидно, молодежь попыталась провести независимое исследование без меня. И что еще хуже, я оказался меж двух огней: дети ждали от меня, чтобы я их спас, а Рита заняла позицию, чтобы открыть по мне огонь. Конечно, это несправедливо: пока все, что я сделал, — это пришел домой с работы. Но, как я убеждался уже не раз, вся жизнь несправедлива, а жаловаться некуда, поэтому оставалось просто принять все таким, как оно есть, разгрести беспорядок и двигаться дальше.
Что я и попытался сделать, подозревая, впрочем, бесполезность своей затеи.
— Уверен, есть какое-то разумное объяснение, — сказал я, и Эстор просияла и принялась отчаянно кивать.
— Связать кошку, привязать ее к верстаку и стоять над ней с садовыми ножницами — это все случайно? — воскликнула Рита.
Честно говоря, ситуация осложнилась. С одной стороны, я был рад, что картина наконец прояснилась. Но с другой — мы попали в такую историю, которую было трудно объяснить, и я никак не мог отделаться от мысли, что было бы лучше, если б Рита так ничего и не узнала об этих вещах.
Я думал, Коди и Эстор уразумели, что не готовы к самостоятельным полетам до тех пор, пока я не поставлю их на крыло. Но они, по всей видимости, решили сделать вид, что не понимают, и теперь за свои действия несли заслуженное наказание, однако вытаскивать их все равно должен был я. Тем не менее они обязаны осознать, что никогда не должны повторять такое снова, то есть отклоняться от Пути Гарри, на который их ставлю я, поэтому мне было необходимо заставить их помучиться еще.
— Вы хоть понимаете, что поступили плохо? — спросил я, и они дружно кивнули. — А вы понимаете, почему это плохо? — осведомился я.
Эстор замялась, посмотрела на Коди, а затем выпалила:
— Потому что мы попались!
— Ну, ты видишь? — воскликнула Рита, и в ее голосе прозвучала легкая истерика.
— Эстор, — сказал я, очень внимательно и не моргая глядя на нее, — сейчас не время шутить.
— Надо же, кому-то еще и весело, — возмутилась Рита. — А вот мне почему-то нет.
— Рита, — произнес я так умиротворяюще, как только мог, а затем, используя тонкую хитрость, способность к которой развил в результате продолжительных тренировок уже в достаточно зрелом возрасте, добавил: — По-моему, это как раз тот случай, о котором говорил преподобный Джиллс, когда я должен быть наставником.
— Декстер, но эти двое ведь чуть не… у меня в голове не укладывается… а ты!.. — сумбурно проговорила она, но даже несмотря на слезы, близко подступившие у нее к горлу, я был очень рад тому, что она возвращается к своим прежним речевым навыкам. И я обрадовался еще больше, когда у меня в голове всплыла сцена из какого-то старого фильма. Теперь я точно знал, что в такой ситуации сделал бы человек.
Я подошел к Рите и с самым серьезным выражением лица положил руку ей на плечо.
— Рита, — сказал я, гордясь тем, как серьезно и мужественно звучит мой голос, — ты принимаешь все слишком близко к сердцу и даешь волю эмоциям. Этим двоим нужно твердое руководство, и я займусь ими. В конце концов, — сказал я, переводя внимание на себя и не теряя линии беседы, — я же теперь им как отец.
Я должен был догадаться, что эта фраза столкнет Риту с лодки в море слез, — так и случилось: как только эти слова слетели с моего языка, ее губы задрожали, с лица исчез гнев и два ручья потекли по ее щекам.
— Хорошо, — хмыкнула она, — пожалуйста, я… просто поговори с ними.
Она громко всхлипнула и поспешила выйти из комнаты.
Я не стал препятствовать Рите завершить ее драматичный уход и даже подождал минуту, чтобы усилить впечатление у двух заговорщиков, прежде чем вернулся к дивану, где сидели мои оболтусы.
— Так, — начал я, — ну и куда подевались ваши: «Мы понимаем», «Мы обещаем», «Мы подождем»?
