— Все эти группы в основном состоят из жителей пригородов, — сказал Ротвелл. — Обычные средние американцы, которые боятся, что от постоянного сидения за рабочим столом превратятся в девок. То есть у них есть что-то от старинной первопроходческой романтики, но для большинства все эти слеты, в общем, просто способ посидеть с парнями и поесть стейки, и чтобы жены не пилили насчет холестерола.
— А как же объятия с деревьями, барабаны и весь этот маскарад? — спросил я.
— Ну, некоторые в эти спектакли играют больше других. Этих обществ Мужественных Мужчин несколько, вот в Вашингтоне было такое, они устраивали соревнования по перетягиванию каната и жрали консервированную ветчину. Ну, а в том, куда входит твой, ээ… Пиллок — между прочим, прелестное староанглийское слово, — больше озабочены проблемами смысла жизни. У них небось и с Англией связи есть. Но я уверен, что они все совершенно безобидны.
— То есть мне расслабиться? — уточнил я.
— Расслабиться обязательно, — промурлыкал Кенни. — Правда, они еще ползают на четвереньках и изображают койотов: лают и нюхают друг другу жопы! Впрочем, не хочу тебя тревожить, Джо…
Ох, как же мы хохотали! Лишь я хохотал чуточку натянуто.
Когда Глории исполнилось одиннадцать лет, мы с ней, Анджелой и Эстеллой отправились в Кройдон за одеждой. Джеда и Билли оставили у моих родителей. Джеду быстро наскучила бы наша экскурсия, а Билли, наоборот, только перевозбудился бы. Таким образом, я оказался единственным мужчиной в компании, а эта роль мне всегда была по вкусу. Мир девчачьих покупок нездорово меня раскрепощал. В салоне Синди я чувствовал, как ступаю на чужую — женскую — территорию. Сейчас же все было по-другому. Взросление Глории стало предметом скрытого соревнования между двумя домами. Мне часто доставались всякие приятные пустячки: то Глория, к моему удовлетворению, спросит, можно ли ей вернуться в Далвич в наших кроссовках, а не их. То окажется, что день открытых дверей в ее будущей средней школе пришелся именно на тот день, когда она была у нас с Анджелой.
Была суббота. Мы бродили по бутику. Я видел, как Глория и Анджела, пошептавшись, разошлись. Тогда Анджела подошла, придерживая в бэби-слинге спящую Эстеллу, и огорошила меня вопросом:
— Угадай, что твоя дочь хочет купить? Лифчик!
Бюстгальтеры. Какие-то знания на сей счет у меня имелись, но уж очень специальные. Например, как снимать их одной рукой в тесноте. Как зубами игриво сдергивать бретельку с плеча. В общем, как их снимать. Еще я придумал несколько правил, как их покупать, но только если речь шла о любовницах. Спрашиваешь размер, запоминаешь — если не хочешь, чтобы надушенные продавщицы хихикали, глядя, как ты косишься на шарик из мятой бумаги. В магазин нельзя приходить в макинтоше, и нельзя там суетиться, и особенно нельзя суетиться в макинтоше. И ни в коем случае нельзя покупать дамское белье во время предрождественской суеты. Нельзя превращаться в этакого идиота в очереди к кассе, с кошмарной тряпкой в потной руке и пузырем над головой, как в комиксах: «Ну да, да, я в отчаянии. Но так я хотя бы раз в год от нее это получу!»
В общем, я для этой задачи явно не подходил.
— А ты можешь ей помочь, Анджела? — пробормотал я.
— Ну, я думаю, придется.
Глория стояла поодаль, перебирала одежду на вешалках, сама не понимая, в какой ракушке неминуемой женственности ей стоит поселиться. Мне все вывешенные вещи казались до смешного маленькими. Даже Анджела с ее «тонким телосложением», как сказал парикмахер Лен, влезла бы в них с трудом. Тут я вообразил себе, что в бутике вывесили на стенке карикатуры и зажгли неоновые вывески:
Ешьте один салат!
Не вылезайте из спортзала!
Будьте худыми и хилыми… а потом умрете!
Отдел белья маняще расстилался впереди.
— Извини, Джо, — сказала Анджела. — Но тебе сейчас лучше исчезнуть.
Эстеллины босые ноги свисали из слинга. Я наклонился, чтобы перецеловать ее пальчики, а потом кивнул в сторону примерочных.
— Когда купите, давай запремся в раздевалке и сделаем это у стены?
— Давай. А как же малышка?
— Пусть Глория отведет ее в «Макдоналдс».
— Ну и гадости ты говоришь.
— Ну ладно, ладно, — заскулил я и высунул язык. — Мне всего минутка и нужна.
— Я думаю, не так долго, — ответила Анджела.
— Ладно, — сказал я и снял с нее слинг с Эстеллой. — Схожу с Младшей Барышней погулять.
Я нашел скамейку возле магазина и плюхнулся на нее, малютка безропотно висела у меня на руке. Мимо громко пробежала стайка девочек-подростков. Брюки держались у них на бедрах, закручивались узелочки пупков. Они жили в другом мире, не в моем. Я подумал о Глории и почувствовал, что меня сократили с должности отца. Почувствовал это впервые в жизни.
Глава 22
— Джед, чем тебя порадовать?
Только простые вопросы. Типа «Какого размера Вселенная?» или «Если бы все перестали спать, куда бы девались ночные кошмары?»
— Пусть бы у меня была комната поаккуратнее, — ответил Джед и с отвращением оглядел угол Билли, где кучей валялись разрозненные носки и майки.
— Да, а вот Жираф с Медведем вроде не жалуются, — парировал я. Джед пропустил мою колкость мимо ушей.
— Вообще в этом доме сплошной бардак! — заявил он.
— Слушай, тебе же всего семь лет, — сказал я, стараясь не показать, как меня задело. — Ты разве замечаешь грязь?
— Мне уже восемь скоро.
— Сначала все-таки мне будет тридцать шесть.
Джед пожал плечами, как бы говоря: «Мы же не наперегонки бежим».
Я ощущал, что происходит подспудная борьба. Цель? Чистота в доме. Оружие? Веники и швабры. Трофей? Основной родительский авторитет, который признает Джерард-которого-сокращенно-зовут-Джед-через-дж-и-без-фамилии-это-чревато. Через Глорию поступали сигналы, что Дайлис сейчас больше времени проводит дома. Протирает каждую поверхность и борется с въевшейся грязью. Она занималась своим гнездышком и детками. Она делалась Настоящей Женщиной и Матриархом. Простое ли совпадение, что именно сейчас характер Джеда стал еще парадоксальнее — такой хрупкий и в то же время такой стойкий? Такой чувствительный и в то же время такой жесткий? И это замечал не я один. Как-то после уроков меня остановила его учительница:
— Он не участвует в делах класса? — сказала она мне. — Не сидит со всеми на коврике? Он уходит в угол?
Мисс Спайсер в конце каждой фразы повышала голос. Она родилась и выросла в Тутинге, но, как и все жители Англии моложе двадцати пяти, могла запросто только что прийти с Рамзай-стрит.
— Он не дерется и ничего не ломает? Он не вопит и ведет себя прилично? Читает, рисует? — Даже утвердительные предложения она произносила как вопросы. — Он очень смышленый? Сильно интересуется животными? И компьютерами? Очень хорошо в них разбирается? А еще блестяще успевает по математике? И это при том, что он августовский, моложе всех в классе? Он прелестный мальчик? Но это-то меня и беспокоит?
