Гигантский глобус был возведен четыре года назад, к открытию выставки в Хрустальном дворце, на которую в Лондон прибыло множество гостей. Шар диаметром около двадцати метров, ставший одним из самых высоких зданий в Вест-Энде, занимал большую часть площади Лестер-сквер в Сохо – некогда пасторального пейзажа, покрывшегося со временем сорняками, мусором и трупами дохлых кошек. Предприниматель Джеймс Уайльд взял этот участок в аренду, пообещав владельцу облагородить территорию. Облагораживание свелось к возведению на пустыре Гигантского глобуса. За один шиллинг посетители могли войти внутрь и восхититься гипсовыми моделями континентов и океанов, рек и гор. Здесь побывало три миллиона зрителей, и никому из них не показалось странным, что он видит мир, вывернутый наизнанку, поскольку эти горы не поднимались в небо, а тянулись к центру Земли.
– Еще раз прошу прощения, но посмотрите сами – там темно, – сказал кебмен, приехав на место.
– Все равно спасибо, – ответил лорд Палмерстон и вместе с верным секретарем выбрался из экипажа. Он заплатил вдвое больше обычного, чтобы кебмен наверняка запомнил, как привез его сюда.
Как только кеб с грохотом укатил прочь, из тени вышел один из охранников.
– Она приехала? – спросил лорд Палмерстон.
– Да, премьер-министр, пять минут назад. Вот к этому уличному фонарю. Она так прелестна в своем розовом платье, что ее не могли не заметить.
– Вы обыскали Глобус?
– Он пуст, сэр, если не считать вашей гостьи.
Несмотря на холодный ветер, лорд Палмерстон распахнул пальто. Фонарь осветил его ярко-голубой жилет под серым сюртуком. Праздничная одежда обязана была привлечь к себе внимание, учитывая тот факт, что, согласно последней моде, яркая мужская одежда считалась неприличной. В юношеские годы лорда Палмерстона такой наряд сочли бы блеклым, но по современным стандартам он выглядел откровенно вызывающим.
Расправив плечи и выпрямив спину, чтобы казаться моложе своих семидесяти лет, он подошел к огромному Глобусу. У входа не горели огни, однако дверь оказалась не заперта.
Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, прошел через турникет рядом с билетной кассой и оказался в вестибюле с застекленными витринами. Сейчас он не мог ничего различить, но знал, что в них демонстрировались различные минералы и схемы геологических слоев Земли.
Свет проникал в вестибюль сквозь щель в занавесе с восточным узором. Лорд Палмерстон, чьи шаги гулко отдавались от стен пустого зала, раздвинул занавес и вошел внутрь шара.
Перед ним возвышались четыре расположенные одна над другой платформы, подняться на которые можно было по деревянной лестнице. К платформам были подвешены лампы. Днем свет проникал внутрь через стеклянный колпак в потолке, установленный на месте Северного полярного круга.
Лорд Палмерстон посмотрел на рельефные очертания материков и океанов, выступающие из поверхности глобуса со всех сторон вокруг него. Он словно бы очутился в пещере со сталактитами и подумал, не так ли выглядят безумные видения, посещающие Любителя Опиума.
Первой лорд Палмерстон опознал Австралию. «Британская колония», – с удовлетворением отметил он. Продолжая подниматься по лестнице, он увидел и другие владения Британской империи – Индию, Бирму, Сингапур, Гонконг, Новую Зеландию… Разумеется, все это были лишь колонии в одной части земного шара, и когда лорд Палмерстон поднялся еще выше, ему открылись и другие владения Британии. Величие империи наполнило его гордостью. Его власть простиралась на такое множество стран и народов, каким не управлял никто за всю мировую историю.
Однако, несмотря на всю эту власть, когда лорд Палмерстон добрался до третьей платформы, у него перехватило дыхание. Усилием воли он скрыл усталость, так же как скрывал свой возраст, подкрашивая бакенбарды каштановой краской.
На верхней площадке его поджидала молодая женщина. Она была удивительно красива в этой розовой шляпке и таком же платье. Розовый цвет подчеркивал блеск ее губ. Сейчас ее звали Шарлотта, хотя за свою карьеру она поменяла немало имен. В настоящий момент она играла роль на международной политической сцене и находила, что все эти дипломаты, генералы и толстосумы намного забавнее джентльменов, что аплодировали ее игре в кровавых мелодрамах лондонских театров.
– Надеюсь, вы чувствуете себя так же блестяще, как выглядите, – сказал лорд Палмерстон.
– Неудивительно, что вы продержались в политике больше полувека, – улыбнулась Шарлотта и поцеловала его в щеку. – Ваши комплименты звучат так искренне, словно вы и в самом деле так думаете.
– Но я и в самом деле так думаю, – возразил он и поцеловал ее в ответ.
Они стояли под вентиляционной трубой, в которой свистел ветер, заглушая их слова. Если бы вопреки всем стараниям охраны лорда Палмерстона кто-то оказался свидетелем этой встречи, то соглядатай видел бы их лишь издали и смог бы сообщить только то, что их головы почти соприкасались, вероятно в поцелуе. Чего еще можно ожидать от человека, уже долгие годы скандально известного своими любовными похождениями?
– Доктор Мандт прибыл в Англию сегодня утром, – прошептала Шарлотта ему на ухо. – Сейчас он должен подъезжать к Седвик-Хиллу.
Седвик-Хилл. Услышав это название, лорд Палмерстон не удержался от вздоха. Посторонний наблюдатель решил бы, что он вздохнул оттого, что погладил ее шею.
– Наконец-то. Последнее сообщение пришло из Антверпена три дня назад. Я опасался, что русские перехватили его. – В противоположность нежному жесту, голос лорда Палмерстона звучал раздраженно. – Однако теперь, из-за убийства Дэниела Харкурта, Седвик-Хилл привлек внимание полиции. Все эти ухищрения были бы не нужны, если бы доктор Мандт не надумал бежать. Если бы он сохранил рассудок, то мог бы выждать месяц-другой, а потом сказать новому царю, что вынужден по семейным обстоятельствам вернуться в Германию. У покойного царя и в самом деле была пневмония. Это вскоре подтвердили бы и другие врачи.
– Доктор Мандт утверждает, что у него не было выбора, – объяснила она, прижимаясь к нему щекой. – Как только царь умер, завистливые русские коллеги обвинили его во врачебной ошибке. И он полагал, что вскоре последуют обвинения в кое-чем похуже. Он сбежал сразу, как только представилась возможность.
– Но если бы русские агенты выследили его и заставили признаться, если бы во всем обвинили меня…
Лорд Палмерстон почувствовал секундный приступ головокружения, посмотрев с платформы на рельефные очертания материков и океанов.
– Кто не рискует, тот не выигрывает, – прошептала Шарлотта. – Оказалось, что военные аппетиты нового царя не так велики, как у его отца.
– Я знал, что все делаю правильно.
– Русские крестьяне взбунтовались из-за нехватки продовольствия, вызванной войной, – продолжала Шарлотта. – Следуя вашим инструкциям, мои агенты распространяют слухи о том, что русские солдаты на войне тысячами погибают от голода, а богатеи набивают чрево икрой и водкой. Мы выдали крестьянам расположение продуктовых складов, предназначенных для аристократии. Мы организовали нападения на эти склады. Мы поджигали поместья и обставляли все так, будто бы это сделали крестьяне. Новый царь не знает, что обойдется ему дороже – продолжение войны или революция. Его решимость слабеет с каждым днем.
