– Ты сказала, на момент женитьбы у него было два сына – в прошедшем времени, – заметил Де Квинси.
– Да, старший сын умер от брюшного тифа вскоре после того, как лорд Кавендейл и Стелла стали мужем и женой. Стелла делала все, от нее зависящее, чтобы утешить мужа, несмотря на враждебность покойного по отношению к ней. Само собой, эта смерть омрачила первые годы их брака.
– В самом деле печально, – согласился Де Квинси.
– Несчастья на этом не закончились. В положенный срок Стелла забеременела, но ребенок, девочка, умерла от лихорадки всего через неделю после рождения. Стелла родила и второго ребенка, но все время опасается, что с ним тоже произойдет что-нибудь ужасное. Она переживает из-за любого пустяка и… – Кэролайн покачала головой. – Мне начинает казаться, что я напрасно позвала тебя с собой, Томас. Не стоит перекладывать на тебя проблемы Стеллы. Но я надеялась, что ты сможешь развлечь ее. Твои друзья из журнала, с которым ты сотрудничаешь, признавались, что беседовать с тобой настолько увлекательно, что у них порой возникало искушение взять тебя в плен, держать под замком и выпускать лишь тогда, когда нужно оживить вечер.
– Боюсь, что в последнее время мои беседы потеряли былую оживленность, – признался Де Квинси, сжимая в руке бутылочку с лауданумом. – Но ради тебя я постараюсь.
– Я была бы тебе очень благодарна. Беды не оставляют нас, и когда заболел сам лорд Кавендейл…
Не успела Кэролайн закончить фразу, как экипаж остановился возле гранитных ступеней, ведущих к обрамленной колоннами двери особняка. Из нее вышел облаченный в ливрею слуга с зонтиком в руке. Другой слуга открыл дверцу кареты.
Продолжение дневника Эмили Де Квинси
Вопреки своему внушительному виду, это был самый мрачный дом из тех, в которые я когда-либо входила. Конечно, день был сырым и холодным, а темные тучи наполнили интерьер тенями, но каждый камин, что я видела, полыхал, каждая лампа горела, и все равно это место напоминало склеп.
Каменные стены были завешаны гобеленами, изображавшими буколические сценки с пастухами и резвящимися нимфами, но полуодетые создания вызывали у меня сочувствие: как же, должно быть, холодно им здесь.
– Мама!
В голосе молодой женщины, которая спешила к нам из огромной гостиной справа, звучало облегчение.
– Когда наконец прибыла утренняя «Таймс» и я прочитала обо всех этих неприятностях с поездами, – она крепко обняла Кэролайн, – то испугалась, что ты не сможешь навестить меня сегодня.
– Ничто бы меня не остановило, – ответила Кэролайн. – Томас, Эмили, это моя дочь Стелла. Стелла, я привела тебе знаменитого гостя…
Отец выглядел смущенным.
– Томаса Де Квинси.
– Де Квинси… – Стелла, казалось, силилась вспомнить, откуда ей может быть знакомо это имя.
– «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», – подсказала Кэролайн. – Он мой стародавний друг.
Стелла одарила отца восхищенной улыбкой и, казалось, даже не замечала его малого роста.
– Известный писатель. Такая честь. Надеюсь, вы не станете думать обо мне плохо, если я признаюсь, что не читала вашу «Исповедь». Конечно, я слышала о ней, как и все, но во времена моей юности мама считала, что это не подходящее для меня чтение.
– Ваша матушка была права, – сказал отец. – Моя «Исповедь» потрясла взрослых, и я не решаюсь представить, какое впечатление она могла произвести на ребенка.
– Но теперь я ее непременно прочту, – пообещала Стелла. – И с нетерпением жду возможности поговорить о ней с вами, как и обо всем вашем творчестве. Беседы здесь не слишком оживленные. И любая перемена доставит нам радость.
– Видишь, Томас? – спросила Кэролайн. – Я была права.
Кэролайн была права и кое в чем еще. Она не преувеличивала – ее дочь на самом деле была красивой, но несколько в ином смысле.
В отличие от материнских волос цвета корицы, у Стеллы были светлые волосы и светлая кожа отца, но тонкие – думаю, некоторые могли бы даже сказать «изящные» – черты лица делали ее по-своему блистательной. Зеленые глаза напоминали изумруды. Она словно бы вся сияла.
– Скорее входите, здесь теплее, – пригласила она нас в гостиную, где, разгоняя холод, потрескивал огонь.
Кэролайн, отец и я встали перед каминной решеткой, протягивая руки к теплу.
– Слуги заберут вашу одежду.
Я настолько замерзла, что помешкала, прежде чем отдать свое пальто.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала нам Стелла. – Здесь, рядом с Робертом.
Я посмотрела туда, куда она указала, и впервые заметила мужчину в кресле-каталке.
Ничто в его лице не шевельнулось, даже глаза, хотя Стелла склонилась и обратилась непосредственно к нему. Он неподвижно смотрел перед собой, скорее сквозь, а не на нее.
– Посмотри, Роберт. Мама привезла гостей. Разве это не чудесно? Известный писатель, Томас Де Квинси. Ты знаком с его трудами? Ты читал его «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум»? Сегодня вечером нас ждет увлекательная беседа.
«Может, и так, – подумала я, – но не с человеком в кресле-каталке».
С тем же успехом Стелла могла разговаривать с лампой. Человек в кресле-каталке просто продолжал смотреть сквозь нее. Кэролайн рассказала нам, что лорду Кавендейлу, которым, как я предполагала, и был этот мужчина, исполнилось шестьдесят лет, но ему могло быть и сто – настолько запавшими выглядели его щеки и глаза. Морщин на его лице было куда больше, чем у отца в его шестьдесят девять. Волосы походили на серую и безжизненную паутину.
Стелла подоткнула ему одеяло и повернулась к нам со словами:
– Пожалуйста, пожалуйста, садитесь. Роберт никак не реагирует на то, что мы говорим, но, возможно, он нас слышит. Возможно, его разум изголодался по общению. Возможно, мы скажем нечто, что наконец вызовет его ответ.
Тон ее голоса был жизнерадостным, но я не могла не заметить затаенную печаль – и даже отчаяние, – которые она, казалось, едва сдерживает.
– Представляю себе, какое беспокойство вы ощущали, отправляясь сюда, учитывая все беды с поездами, да еще и в такой тоскливый ветреный и дождливый день. – Стелла повернулась к слуге. – Принесите чай и печенье. – Она быстро оглянулась на нас и спросила: – Но, возможно, печенье вам не по нраву? Возможно, вы предпочтете…
– Стелла, – Кэролайн обняла ее, – почему бы тебе не присесть? Ты, должно быть, сама не замечаешь, что говоришь так же быстро, как мчатся упомянутые тобой поезда.
Стелла удивленно взглянула на нее:
– Разве я быстро говорю?
