Он сам не мог бы сказать, что полезного было в этом знании, просто его завораживало непрерывное движение секундной стрелки, подчиняясь которому настоящее становится прошлым.
– Когда вам придется отдать эти часы, вы будете чувствовать себя так, будто вас обокрали, – заметил Беккер, сидевший напротив инспектора.
– Только когда все закончится. А сейчас это важная улика.
– Конечно, – согласился сержант.
– Я должен сберечь их. Как только я передам их кому-нибудь, они исчезнут.
– Непременно, – поддакнул Беккер.
– Ну хорошо, готов признать, что мне будет нелегко с ними расстаться, – сдался Райан. – Когда мои родители приехали сюда из Ирландии, мать каждое воскресенье водила меня на прогулку. Это был единственный день недели, когда она не работала на фабрике, и я удивлялся, почему она не отдыхает, пока есть возможность. Мы впятером снимали одно помещение в меблированных комнатах на Кинг-Кросс, и по воскресеньям после церкви мать отправлялась вместе со мной к модным магазинам на Риджент-стрит. Она надевала свое лучшее платье, но на Риджент-стрит оно казалось лохмотьями, и констебли с подозрением косились на нас. Я решил, что она мечтает о том, как благодаря упорной работе и везению сможет когда-нибудь купить одно из этих прекрасных платьев, выставленных в витринах, или какое-то украшение из ювелирного магазина. Конечно же, это была глупая мечта.
Беккер пожал плечами:
– Но без мечты…
– Да, без мечты мы бы ничего не добились.
Райан подумал об Эмили и о своей глупой мечте быть вместе с ней.
Он знал, что и Беккер мечтает о том же, но сержанта не разделяла с Эмили такая разница в возрасте, так что и шансов на успех у него было больше.
Инспектор отогнал от себя мрачные мысли.
– В конце концов я понял, что моя мать хотела показать эти витрины мне. Возможно, она надеялась, что я когда-нибудь стану одним из постоянных посетителей этих модных магазинов. Ради достижения этой мечты она настояла на том, чтобы я скрывал ирландский акцент и прятал под кепи рыжие волосы. А еще она заплатила продавцу из книжной лавки, чтобы он научил меня читать, и только самые лучшие книги.
– Я часто удивлялся, как вам удается говорить по-английски ничуть не хуже комиссара, – признался Беккер.
– Никогда не бросай попыток сделаться лучше, часто повторяла мать. Пока ты пытаешься, у тебя остается шанс стать тем, кем ты хочешь.
– Хотелось бы верить, – вздохнул сержант.
– За три недели до того, как она умерла от переутомления, мать так же, как всегда, ходила со мной на Риджент-стрит. Если бы она была сейчас жива, я показал бы ей этот хронометр. Она смотрела бы на него не отрывая глаз.
– Она застала то время, когда вы уже были констеблем, а потом инспектором полиции? – спросил Беккер.
– Да.
– И она гордилась вами или считала, что вы еще не достигли той высоты, какую она для вас наметила?
– Она сказала мне: «Только постарайся никогда не смотреть на бедных свысока, как смотрели на нас констебли с Риджент-стрит». Мне кажется, она верила, что у моих детей появится возможность посещать магазины на Риджент-стрит, – сказал Райан и снова подумал об Эмили.
Справа за окном показались дома, а затем и табличка с надписью «СЕДВИК-ХИЛЛ».
– Я по-прежнему считаю, что мы должны были рассказать комиссару Мэйну об этой поездке, – заявил Беккер.
Райан покачал головой:
– Ломбард-стрит уже закрыта для нас. И я не хочу, чтобы нам запретили появляться еще где-нибудь. Здесь что-то происходит, и по крайней мере один из влиятельных клиентов убитого поверенного не желает, чтобы мы об этом узнали. Все началось с того, что Харкурт внезапно решил отправиться сюда. Если мы выясним, почему он это сделал, то, возможно, поймем и все остальное.
Поезд с лязгом затормозил и остановился. Кондуктор открыл дверь, и Райан с Беккером оказались единственными пассажирами, вышедшими на этой станции.
Паровоз запыхтел, окутав их дымом, и двинулся дальше.
Дежурный по станции, удивленный появлением пассажиров, открыл окно.
– Как нам найти водолечебницу? – спросил у него Райан.
– На перекрестке поверните на восток и пройдите четверть мили. Ее нельзя не заметить.
Они двинулись по гравийной дороге. Капли дождя продолжали стучать по их плечам и кепи, стало еще холодней.
Станционный служащий не преувеличивал: гидропатическую клинику действительно нельзя было не заметить.
– Смотрите, какая громадина! – восхитился Беккер.
У подножия холма, давшего название всему городку, располагались три высоких здания с остроконечными крышами, окруженные парком. Ведущую к ним дорожку вымостили поразительно белым камнем. Стены самих зданий также сверкали белизной на фоне мрачного неба.
– Интересно, что там происходит, – проговорил Беккер.
– Именно это я и собираюсь выяснить, – ответил Райан.
Вдоль всего фасада центрального здания тянулась веранда, продолжающаяся и по боковым стенам.
Заслышав шум шагов, Райан и Беккер обернулись. Шестеро тучных, хорошо одетых джентльменов появились из-за правого угла. Они шли друг за другом с небольшим интервалом, чтобы не задевать соседей, и, тяжело дыша, то разводили руки в сторону, то прижимали к груди, словно изображали гребцов.
Чтобы не столкнуться с ними, детективы предпочли отступить под дождь.
Шестеро мужчин прошли мимо и скрылись за другим углом.
Седьмой – такой же тучный и в такой же дорогой одежде – вышел из-за угла, точно так же разводя руками. Его лицо угрожающе раскраснелось.
Райан и Беккер снова зашли на веранду.
– Добрый день, – поздоровался с тучным мужчиной инспектор.
Тот оценивающе взглянул на скромные костюмы детективов. Возможно, в другой ситуации он не удостоил бы простолюдинов ответом, но сейчас, вероятно, обрадовался возможности ненадолго остановиться.
– Добрый день, – ответил он, продолжая разводить и сводить руки.
– Добрый, только очень холодный, – заметил Беккер.
– Доктор Уэйнрайт говорит, что при моей комплекции это полезно.
– Вы не подскажете, где нам его найти?
– Кабинет доктора в этом здании. – Мужчина утомленно вздохнул. – Рядом с вестибюлем. Но сам доктор может быть сейчас где угодно. Он даже по воскресеньям лично контролирует процедуры.
– А что это висит у вас на шее? – полюбопытствовал Райан.
На шее джентльмена висело кольцо из слоновой кости с выгравированными на нем цифрами.
– Это мой водный счетчик. Каждый раз, выпивая стакан воды, я поворачиваю его на одно деление, и поэтому всегда могу сказать, сколько еще нужно для того, чтобы выполнить задание.