– Держись, Джо! Я уже бегу!
Охранник снова лягнул противника и опять откатился в сторону, как вдруг незнакомец бросился прочь и пропал в темноте.
Охранник лежал на спине, капли холодного дождя стекали по его лицу. Он изо всех сил сдерживал дрожь. Мысленно он все еще видел, как незнакомец набрасывается на него, размахивая дубинкой, которая разбила фонарь.
– Джо, ты где?
– Здесь я, здесь!
Кто-то взял его за руку и поднял.
– Ты не ранен? Что случилось, разрази меня гром?
– Там, под мостом, бомба.
– Что?
От страха у охранника пересохло во рту, язык шевелился с трудом.
– Этот человек поджег фитиль. Но я выдернул его и бросил в воду.
– А где он сам?
– Убежал. Туда.
– Ты успел его разглядеть?
– Только мельком, до того как он разбил мой фонарь. Но думаю, мне померещилось.
– Ты это о чем?
– О его одежде.
– Ничего не понимаю.
– Он был одет как солдат.
– Солдат пытался взорвать железнодорожный мост?
– Не совсем солдат. Я видел его лишь одно мгновение, так что мне могло только показаться. Но я уверен, что он был одет в лохмотья.
– Что еще за лохмотья?
– Его мундир превратился в лохмотья, какие носят нищие на вокзалах, те, что недавно вернулись с войны.
– Нищий пытался взорвать железнодорожный мост?
Во время спешно собранного совещания на Даунинг-стрит лорд Палмерстон расхаживал по кабинету, слушая доклады министра внутренних дел и комиссара Мэйна.
– Премьер-министр, это не просто нищий, а участник Крымской войны, – поправил комиссар. – Он был одет в изодранный мундир.
– Вы хотите сказать, что за этими железнодорожными инцидентами стоят не русские, а наши соотечественники, ожесточившиеся после войны? Тогда как вы объясните то, что человек, ехавший в одном купе с Дэниелом Харкуртом, был одет как джентльмен?
– Изодранный мундир мог оказаться просто маскировкой, – предположил Мэйн.
– В таком случае то, как он был одет сегодня, не поможет вам отыскать его. Он просто будет и дальше менять внешность.
– Возможно, что и не будет. Эта маскировка слишком удобна, чтобы от нее отказаться.
– В каком смысле «слишком удобна»?
– В Лондоне тысячи бывших участников войны, просящих милостыню на улицах. Они появляются и исчезают, когда им заблагорассудится. Никто не задает им никаких вопросов. Большинство горожан их попросту не замечает. И любой из этих неприметных нищих может оказаться шпионом.
Выходя из своей резиденции на Даунинг-стрит, премьер-министр заметил маленькую отметку красным мелом на уличном столбе.
– На сегодняшний вечер вы мне не нужны, – сказал он своему личному секретарю.
– Но… – попытался возразить тот, однако лорд Палмерстон уже сел в поджидавший его кеб.
– Отвести вас домой, премьер-министр? – спросил возница.
– Нет, на Роттен-Роу.
– В такое время, ваша светлость? В такую погоду?
– Едем.
На Роттен-Роу – дорожке для верховой езды в южной части Гайд-парка – обычно собиралось высшее лондонское общество, чтобы продемонстрировать великолепных лошадей и модные прогулочные костюмы.
– Остановитесь у въезда, – крикнул лорд Палмерстон кебмену.
Из-за дождя движение здесь было свободным. Минуту спустя рядом остановился еще один экипаж с поднятым верхом.
– Оставайтесь здесь, – велел лорд Палмерстон вознице.
Внутри кареты было темно. Лорд Палмерстон вышел из своего кеба и пересел в другой экипаж. Аромат сандалового дерева окружил его, и карета тронулась с места.
– Я видел отметку на столбе, – проговорил лорд Палмерстон. – Что, черт побери, случилось?
Прозвучавший в ответ голос принадлежал женщине, с которой он встречался недавно в Гигантском глобусе Уайльда. Но сейчас он звучал иначе, и это не могло не тревожить.
– Вы знаете полицейского инспектора Райана?
– Да.
– А сержанта Беккера?
– Говорите.
– Они сейчас в Седвик-Хилле.
– Что?
– Они собираются допросить всех пациентов в клинике.
– Черт бы их всех побрал!
– Ты уверен, что это – то самое место? – спросил мужчина с русским акцентом.
Дождь стучал по парусиновой крыше фургона. Русский откинул полог и посмотрел на три больших здания, видневшихся в дальнем конце дорожки из белого гравия. Почти во всех окнах горел свет.
– Матерью клянусь, я привел его сюда, – простонал чей-то голос в углу фургона.
Русский обернулся к дрожавшему пленнику:
– Если ты соврал, мой приятель отрежет тебе остальные пальцы. В какой дом ты доставил доктора Мандта?
– В средний.
Русский ткнул ножом в окровавленную повязку на правой руке несчастного.
– В какую дверь?
Пленник задохнулся от боли и прошипел сквозь стиснутые зубы:
– В правую боковую.
– И ты не знаешь, где может прятаться Мандт?
– Я никогда там не был, – всхлипнув, ответил пленник.
Русский посмотрел на среднее здание.
Загорелся еще один огонь – в чердачном окне под покатой крышей. Свет еле пробивался сквозь занавеску.
Русский продолжал наблюдать.
Скорчившись за ящиками, Мандт с замиранием сердца прислушивался к стуку в дверь.
Даже убедившись, что условный сигнал воспроизведен правильно, он так и не почувствовал облегчения. Мандт на ощупь пробрался к двери, сквозь щель в которой пробивался слабый свет фонаря.
– Откройте, – произнес Уэйнрайт по-немецки.
– Пароль, – недоверчиво ответил Мандт. – Я не слышал пароля.
– Ох, простите. Вода жизни.
Дрожащей рукой Мандт отодвинул засов.
Уэйнрайт не мешкая юркнул внутрь.
– У меня очень мало времени. К нам приехали двое полицейских из Скотленд-Ярда.
– Что?
– Это никак не связано с вами, – торопливо объяснил Уэйнрайт. – Недавно произошло убийство адвоката, ехавшего в вечернем поезде из Лондона в Седвик-Хилл. Полиция думает, что он вез документы кому-то, кто находится в моей клинике.
– Убийство? Но вы же говорили только о столкновении и пожаре!
– Уверяю, вас это никак не коснется.
