Мандту отчаянно хотелось в это поверить.
– Полицейские хотят побеседовать со всеми, – продолжал Уэйнрайт. – И если я долго буду отсутствовать, они заинтересуются, куда я пропал. Вот пища и вода. Вам что-нибудь еще нужно?
– Мой ночной горшок…
– Этим пусть займется прислуга. Я не могу больше с вами оставаться. – Уэйнрайт вышел на лестницу. – Если я не зайду к вам завтра утром, это будет означать, что полицейские все еще здесь.
– Но…
– Не беспокойтесь. Скоро мы переправим вас в Ливерпуль.
– В Ливерпуль, а не в Бристоль? Все настолько плохо, что мне придется ехать обходным путем?
Ничего не ответив, Уэйнрайт закрыл дверь, оставив Мандта в темноте.
«Попробуй тут не волноваться», – подумал Мандт, поспешно задвигая засов. Возможно, он и успокоился бы, если бы не расширенные зрачки Уэйнрайта.
Снаружи, в покрытом парусиной фургоне, русский по-прежнему следил за чердачным окном. Не прошло и минуты, как свет в нем погас.
Русский задумался о том, что можно делать на чердаке в такое позднее время и так недолго.
Глава 9
Ночные ужасы
Продолжение дневника Эмили Де Квинси
Меня разбудил крик. Сначала я подумала, что это часть моего ночного кошмара, в котором звук дождя, бившего в мое окно, превращался в стук пальцев. Тук, тук, тук.
Вопль становился все отчаяннее.
Я узнал голос женщины – это была Стелла:
– Он умер!
Дом был таким холодным, его мрачность настолько угнетала, что я не переоделась в сорочку, что привезла с собой. Все еще в том же наряде, который был на мне, когда мы приехали, я отбросила полог кровати и побежала к двери.
– Роберт умер! – вопила Стелла.
Я выскочила в коридор и увидела отца – он тоже до сих пор не снял дорожной одежды, – спешившего на крик из своей комнаты. Кэролайн в домашнем халате была уже на месте.
– Умер!
Крики раздавались этажом ниже. Стелла, должно быть, услышала, как мы бросились в сторону дрожащего света лампы. Едва мы миновали лестницу, она подбежала к нам. Ее лицо было бледным, а в глазах стоял ужас.
– Я не могла уснуть. И пошла проверить, как там Роберт. Я… с ним что-то случилось. Он не…
Мы устремились вслед за ней. Открытая дверь зияла, словно пропасть.
Гарольд появился из своей комнаты, что располагалась дальше по коридору. На ходу он завязывал свой халат.
– Что, черт возьми, стряслось? Что за крики?
– Это Роберт! Он…
– Он что? – потребовал ответа Гарольд. – Ради бога, объяснитесь!
– Я видела вас, – сказала ему Стелла.
– Видели меня?
– Выходящим из комнаты Роберта.
– Черт возьми, что вы такое говорите?
– Минуту назад я видела вас! – настаивала Стелла.
– Это безумие.
Пока они спорили, я взяла у Стеллы лампу и поспешила в темную спальню лорда Кавендейла, как я и полагала, обставленную весьма сдержанно.
Ветер выл за окном, а дождь бил в стекло, точно галька. Полог кровати был приоткрыт. Приблизившись, я увидела лежавшего под одеялом пэра.
– Стелла, вы говорите, что он…
– Я сразу заметила неладное!
Остальные последовали за мной в комнату. Я поднесла лампу ближе, разгоняя тени. Мне не приходилось видеть, чтобы лорд Кавендейл шевелился, поэтому я не удивилась, что крики Стеллы и наше внезапное появление не вызвали у него никакой реакции.
– Умер? Нет, этого не может быть, – сказал Гарольд. – Он не выказывал недомогания за ужином. Глотал пищу. Дышал без труда.
– Я видела, как вы выходили отсюда, – повторила Стелла.
Кэролайн подошла ко мне:
– Эмили, вы говорили, что получили медицинскую подготовку у доктора Сноу. Нельзя ли попросить вас…
– В таком случае будьте добры, подержите, пожалуйста, лампу для меня.
– Конечно. Все, что угодно, – сказала Кэролайн.
– Держите ее повыше, пожалуйста.
У входа в спальню собрались слуги, их свечи давали больше света.
– Не подходите! – велел им Гарольд. – Возвращайтесь в свои комнаты!
Наклонившись к лорду Кавендейлу, я вспомнила ночь четверга, когда точно так же присела над изувеченным телом Дэниела Харкурта и попыталась нащупать пульс. Тогда потребовалась вся моя решимость, чтобы сделать то, чему научил меня доктор Сноу, но теперь я исполняла свой долг почти без колебаний. И не только потому, что тело лорда Кавендейла не было так изувечено, но потому, да помогут мне Небеса, что я научилась проверять пульс.
Два месяца в кресле-каталке сделали свое дело; запястье лорда Кавендейла было тонким и слабым.
– Вы чувствуете что-нибудь? – с отчаянием спросила Стелла.
В спертом воздухе, который накопился под пологом, я склонилась ниже. Прежде чем прижать ухо к груди хозяина дома, я заметила нечто странное, что заставило меня остановиться.
– Кэролайн, пожалуйста, поднимите лампу выше.
Иной угол освещения позволил мне рассмотреть голубое одеяло, которое покрывало грудь лорда Кавендейла. Мое внимание привлекли какие-то коричневые крупинки.
– Отец, – позвала я.
Когда он наклонился ко мне, я указала на крупинки. Он взял одну из них и растер между большим и указательным пальцами.
– Его сердце. Вы слышите что-нибудь? – умоляла Стелла за моей спиной.
Я приложила ухо к левой стороне груди, которая ни разу не поднялась и не опала. Мне не удалось расслышать даже малейшего движения сердца.
– На туалетном столике есть зеркало? – спросила я.
Стелла бросилась за ним.
Я поднесла зеркало к ноздрям лорда Кавендейла. На стекле не осталось даже намека на пар.
Глаза хозяина дома были открыты и смотрели в никуда. Его взгляд не был осмысленным и в первую нашу встречу, поэтому само по себе это ни о чем не говорило. Однако даже тогда, когда я передвинула руку Кэролайн так, что лампа оказалась рядом с его тусклыми карими глазами, он не моргнул и зрачки не сузились.
Я подняла одеяло и прикоснулась к его ногам.
– Уже остыли. Холод поднялся выше щиколоток.
