Стелла развернулась на каблуках, вылетела из комнаты и вместе со слугой бросилась в ту сторону, где надрывался ребенок.
Отец, Кэролайн и я отступали перед яростью Гарольда. Он теснил нас, взмахами хлыста выгоняя из комнаты.
Свет от лампы в руке Кэролайн отбрасывал гротескные тени на стены коридора. Мы с отцом добрались до лестницы, по которой он хотел подняться наверх, наверное в свою комнату.
– Нет! – Гарольд стегнул хлыстом по перилам. – Идите в холл!
– Но в моей комнате… я…
Отец сжимал в руке почти пустую бутылочку опиума, и я догадалась, что он хотел взять из своей сумки другую, полную, пока его не выставили из дома.
Гарольд ударил его по плечу:
– Я знаю, что вам там нужно! Но я не позволю! Убирайтесь из моего дома!
Под шквалом ударов, что Гарольд наносил отцу, он едва не споткнулся.
– Не трогайте его! – закричала я, попятившись.
Гарольд толкнул меня. Я попыталась сохранить равновесие и потянулась к перилам, но не успела схватиться за них и упала. Со стоном я покатилась вниз и остановилась лишь потому, что мое тело развернулось и столкнулось с каменной балюстрадой.
– Эмили! – Отец поспешил поднять меня на ноги. Он посмотрел на мою щеку. – У тебя кровь.
– Прочь! – кричал Гарольд. Его ярость теперь была направлена на Стеллу, которая появилась на лестнице, укачивая на руках маленького сына.
Он едва не столкнул ее так же, как и меня, но что-то заставило его остановиться. Вместо этого он ударил хлыстом по бронзовым перилам, сгоняя всех нас – отца, меня, Кэролайн и Стеллу с ребенком на руках – вниз, в тускло освещенный холл.
– Отдайте им шляпы и пальто! – приказал Гарольд слуге. – Бросьте их прямо здесь!
Град ударил в окна.
– На нас со Стеллой только халаты и домашние туфли! – взмолилась Кэролайн.
– Клиника меньше чем в полумиле отсюда. Никто из вас не замерзнет до смерти!
– Но ребенок…
– К черту младенца, к черту всех вас. Не желаю вас больше видеть!
Слуга бросил шляпы и пальто к нашим ногам с извиняющимся видом и сочувственно покачал головой, когда заметил кровь на моем лице.
Гарольд отпер входную дверь, и через нее в особняк тут же ворвался холодный ветер. Даже в темноте было видно, как град сыпался на дорогу. Трудно было разобрать, что у нас под ногами – гравий или ледяные осколки.
– Гарольд, – позвала Кэролайн.
– Для вас лорд Кавендейл!
– Вы пожалеете об этом, – выпрямившись, произнесла Кэролайн.
Меня поразило то, каким решительным стало ее лицо: оно больше не было красивым, его исказила клокочущая ярость.
– Пожалею? Напротив.
Он едва не рассмеялся.
– Ваши карточные долги почти разорили поместье. С презрением вы называли меня ростовщицей, но ваш отец продолжал владеть особняком только потому, что я давала ему деньги в долг. Очень большие деньги. И ни одной выплаты так и не дождалась. Завтра я вернусь в Лондон и отзову эти кредиты. Ваши друзья-картежники внезапно станут вашими врагами. Когда они потребуют деньги по вашим долгам, которые до сих пор я исправно оплачивала, они примчатся к вам со своими хлыстами, которые несомненно страшнее вашего. Ваш портной, ваш мясник, ваш торговец вином – все, от кого зависит ваша праздная, никчемная жизнь, тоже потребуют возврата долгов. Когда вы не сможете платить своим слугам, они бросят вас. Вы даже не сможете купить масло для ламп и уголь для каминов. Вы будете сидеть здесь, оборванный, замерзший и голодный, во мраке.
– Это вы так думаете. Через несколько месяцев у меня будет доход с урожая.
– Нет, если урожай не будет собран. Инвентарь, повозки, скот – все отдано мне в заклад. Даже ваша мебель. Завтра я завладею всем.
– Я солгал, – заявил Гарольд с еще большей яростью.
– Солгали? О чем?
– Я знал Дэниела Харкурта. Я нанял его навести справки о вас и вашей бесстыжей дочери.
– Не будьте смешным. Мы с Дэниелом были деловыми партнерами.
– Он ненавидел вас! Он презирал вас за происхождение и то высокомерие, которое вы на себя напускали. Он был в восторге от возможности разоблачить вас и вашу дочь и заставить всех осознать, что вы обе – шарлатанки! Должно быть, он спешил сюда в четверг вечером с доказательством того, что сопливый паршивец вашей дочери – не сын моего отца. Но это больше не имеет значения. Теперь я лорд Кавендейл. Ни вашей дочери, ни ее ублюдку здесь не место! Прочь! Вон!
Резкий свист хлыста выгнал нас через парадную дверь, вниз по гранитным ступеням, в самую бурю.
Град налетел на меня справа, ударил по плечу, засыпал шляпу, ужалил мою раненую щеку. Ребенок продолжал кричать под халатом Стеллы.
– Позвольте мне помочь, – предложила я, подхватывая ее под руку, когда домашние туфли Стеллы заскользили на ледяной крошке.
– Нет, я сама этим займусь, – сказала Кэролайн, поспешно обхватив дочь рукой. – Позаботьтесь о Томасе.
Поддерживая отца, я оглянулась на дом и открытую дверь, откуда за нами со свирепым видом наблюдал Гарольд. Неожиданно свет лампы исчез, когда он ступил внутрь и захлопнул створку с грохотом, сильным, как выстрел.
Град подгонял нас. Плач малыша усилился, вынудив Стеллу сказать:
– Тише, Джереми, все будет хорошо. Не бойся. Ты скоро будешь там, где тепло.
Это должно было случиться не так уж и скоро. Пока град жалил меня, я ощущала, как холод проникает сквозь подошвы ботинок, и не могла даже вообразить, что чувствовали Стелла и Кэролайн, обутые в домашние туфли.
– Гарольд ненавидит меня так сильно, что нанял кого-то наводить справки? – возмущенно спросила Стелла. – Он не верит, что Джереми – ребенок его отца? – Ее голос сорвался. – Неужели он не верил и в то, что милая Дженнифер была ребенком его отца?
– Возненавидь его в ответ, Стелла, – настаивала Кэролайн. – Клянусь, что мы его накажем. Не думай ни о чем другом. Пусть жажда мести согреет твое тело.
Мы брели по каменистой дороге, а потом свернули направо, едва разглядев путь, что вел в клинику. Град сменил направление и бил теперь прямо в лицо. Я опустила голову. Ледяная крупа хлестала мой незащищенный затылок. Лед таял, стекая под пальто и дальше вниз по спине, и я никак не могла унять дрожь.
– Гарольд пожалеет, что не умер вместо своего старшего брата, – пообещала Кэролайн. – Бог мне свидетель, я заставлю его заплатить. Старайся думать так же, Стелла. Мы заставим его страдать. А когда покончим с ним, он окажется на самом дне и будет ползать там, словно гадюка. Подпитывай свой гнев. Жар ненависти согреет твое тело и сохранит ребенка в тепле.
