Следующий день просидел в комнате, выходил только на завтрак и ужин. А утром третьего дня не выдержал, пошёл по имению. С удивлением и радостью увидел, что народ, из тех, кто согласился на его авантюру, зашевелился. На берегу Тимофей вбил кол в землю, к нему сеть одним концом привязал, а за второй держал сам, заходя в воду.
– А лодка? – спросил Никита.
– Завтра будет, уже задаток дал. Не новая, так днище просмолю, ещё послужит, крепкая.
– С лодкой сподручнее.
– Оно понятно, так зачем день терять? Я уже ведро наловил. Половину жене отнёс, пусть уху сварит, а половину Матрёне отдал, для пирогов.
О, времени даром селяне не теряли, это вселяло надежду. К холму подъехала телега, муж с женой выгрузили камни. Хорошо бы до осени, до слякоти, успеть фундамент заложить. Только вопрос – из чего раствор для кладки делать? На извести? Её купить надо, дорого обойдётся. На глине? Опасался, что не прочно. А с кем посоветоваться, если в деревне таких специалистов нет?
Другим днём в монастырь отправился, к монахам, объяснил ситуацию.
– А велика ли церковь будет, да из чего стены?
– Часовенка деревянная, душ-то в имении всего сто сорок.
– Тогда не мудри. Площадку разровняй, где стены стоять будут, на штык лопаты углуби, положи крупные камни и всё. Главное, чтобы брёвна на земле не лежали, воду из неё тянуть будут, нижние венцы сгниют. Росли бы у нас лиственница либо дуб, другое дело. Они от воды только крепче становятся. Поставить часовню – благое дело для верующих, мы настоятелю монастыря скажем. Архимандрит Иона одобрит, а то и советника пришлёт. Свели бы тебя с ним, да в отъезде он, в Твери.
Но возвратился в Губино Никита окрылённый. Есть выход. Брёвна скоро подвезут, камней ещё подвода нужна, можно строить. На Руси каждый мужик, у которого руки из нужного места растут, топор держать умел. Многие для себя избы сами ставили. Обычно собирались все мужики с улицы либо деревни, за день– два избу ставили, поскольку работа тяжёлая, особенно с верхними венцами. Одному или двоим бревно вверх не поднять. А уж крышу хозяин сам ладил.
Но часовня – не изба, ставить нужно по православным канонам – в каком месте алтарь, где вход. Через две недели у холма повозка остановилась, спрыгнул с неё послушник. Никита к нему поспешил.
– День добрый!
– И тебя пусть Господь хранит. Здесь, что ли, часовня будет?
– Здесь.
– Место хорошее, удачно выбрали. Со всех сторон видна будет и сухо, не подмокнет, река всё же близко. Какие размеры?
– Стена – одно бревно в пять аршин.
– Квадратная, значит. И ещё придел для алтаря. По праздникам богослужения проводить надо, требы. Одним словом, паству окормлять. Чья задумка?
– Барыни Анны Петровны!
– Архимандрит Иона велел благодарность ей передать.
– А вон она сама идёт, скажи.
Приезд в имение постороннего человека редкость. Анна Петровна со двора приметила, поспешила. Послушник слова Ионы ей передал. Анна Петровна от удовольствия зарделась. Давно не слышала она добрых слов в свой адрес. Осознавала, что не её это заслуга, а Никиты, но послушника не остановила. Кто, в конце концов, владелец имения? Но уже в доме сказала Никите:
– Правильно задумал. У меня руки не доходили. И дёшево обойдётся. Камень и брёвна свои, плотники найдутся.
– Иконы покупать надо, в монастыре иконописная мастерская есть, я видел.
Видел мельком, зато запах киновари и масляных красок учуял. Да, собственно, и тайны в том никакой нет. В монастырях всегда иконы писали, продавали всем желающим. А для монахов и монастыря приработок.
Но с этого дня отношение Анны Петровны к Никите меняться стало в лучшую сторону. К удивлению Никиты, уже через неделю долги стали возвращать. Первым пришёл Тимофей, принёс алтын, или три копейки одной монетой, чрезвычайно гордый собой. Как же, лодку купил, просмолил, сеть забрасывал дважды в день, улов увеличился значительно.
– Барин, ты только алтын возвращённый запиши!
– При тебе сделаю. К тому же я не барин. Владелица дачи Анна Петровна.
– Так ты все дела вершишь, тогда, стало быть, тиун.
– Опять мимо. Тиун – сборщик налогов и хранитель собранного оброка.
– Тогда управляющий.
– Ладно, пусть так.
Никита на бумаге отминусовал алтын. А Тимофей не уходит, шапку бумазейную в руках мнёт.
– Что ещё?
– Семья вся в работе. Рыбу разделывает, солит, вялит. Освободил бы ты от огорода.
– Тогда так решим. Пока последний урожай с огорода не соберёшь, он за тобой. А по осени землю эту заберу.
– А кому отдашь?
– Тебе-то какой в том интерес?
– Сродственник у меня в Старице, человек свободный, разносчик сбитня на торгу. С утра до вечера на ногах, а денег едва хватает семью кормить.
– Ну? – не понял Никита.
– Я ему об тебе обсказал. Таки попробовать хочет.
– Во-первых, я его не знаю, вдруг любитель хмельного либо лентяй? Он прогорит, а мне перед барыней отвечать.
– Головой ручаюсь!
– И что он хочет? Второго рыбака мне не надо, думаешь, рыбы в Нерли неисчерпаемое ведро? Да и цену собьёт тебе.
– Не, он не рыбак, раньше шорником был, навык имеет.
– Так в чём загвоздка?
– Семья у человека, одних детей шесть душ, да бабка старая. Если переедет, где жить?
– Ага, брёвна потребны для избы, разрешение барыни и ссуда?
– Какого суда? – не понял Тимофей.
– Ссуда, это деньги, которые я тебе дал на подъём. Без них много ли ты смог бы?
– Ага, понял. Ты человек учёный, вон какие слова знаешь. Запомню. Так что мне сказать?
– Пусть подойдёт, поговорим.
А Тимофей не уходит.
– Что, ещё один родственник? – усмехнулся Никита.
– Не. Брёвна в лесу рубят для часовенки.
– Есть такое дело.
– Верхушки остаются. Их только в печь можно. Разреши забрать?
– Тебе для чего?
– От веток остругаю, жерди получатся. Из них навес при дороге сделаю. И сам не на солнцепёке, и рыбка не портится.
– Разумно, бери. Когда ты успеваешь рыбу ловить и торговать?
– Тяжело, – вздохнул Тимофей. – Когда сын помогает, когда супружница.
– Пойдём, посмотрим место на дороге. Надо с дальним прицелом. Ты навес поставишь, а другой – лавку. Место нужно. Глядишь – торговый ряд образуется.
– Зачем он мне?
– Э, ошибаешься. Остановится человек, в дороге оголодавшийся, за пирожком к Матрёне подойдёт. А из соседнего навеса копчёной рыбкой так пахнёт, что удержаться сил никаких нет. Купит. Разве тебе копеечка лишняя?
