– Сколько из них разработчиков?
– По самым последним подсчетам восемь.
– Неплохо. Число разработчиков нужно поддерживать на высоком уровне. В нашей отрасли соотношение должно быть таким: на две трети производителей треть ученых. Я же всегда старался сделать его еще лучше. Как восприняли сумму отступных?
– Профсоюз требует больше, но такова роль профсоюза. У меня ощущение, что они пойдут на соглашение.
Мэнни довольно хмыкнул:
– Ты отлично потрудился. Есть новые сведения, отчего возник пожар?
– Нет. Полицейские больше не объявлялись. Я направил им список всех, кто присутствовал на собрании. Боюсь, что копам это не понравилось. Мы поручились за всех, кто на нас работал. А те два типа, что сюда приезжали, проталкивали версию, будто поджог совершил кто-то из своих.
– Тела погибших в «Альфа-Ромео» так и не опознали?
– Насколько мне известно, нет.
– Надеюсь, страховщики ведут себя умнее?
– Сомневаюсь. Все смирились с долгими проволочками. Папа, если не возражаешь, я возьму в конце недели пару выходных и съезжу, как ты предлагал, посмотреть Венецию. А форт останется охранять Рико.
– В Венецию? – Мэнни мгновение раздумывал и принял решение. – Конечно, сын. Ты заслужил. Я горжусь тем, что ты сделал. Только не тяни. Поезжай сразу. Сегодня. И не сообщай Рико, где остановишься. Пусть это будут настоящие выходные.
– Я никуда не спешу, папа. У меня на сегодняшнее утро назначена пара встреч.
– Отмени. Сделай это ради меня. Я знаю, что говорю. Вали оттуда и полюбуйся Венецией. И вот что еще…
– Да, папа?
– Я люблю тебя, сын.
– Я тоже тебя люблю, папа, – смущенно промолвил Дэвид.
Мэнни положил трубку. На его столе лежало несколько написанных им от руки писем. Он выбрал то, что было адресовано сыну, и начеркал на конверте: «Надеюсь, Венеция показалась тебе сказкой». Затем поднялся, налил из стоявшей в баре бутылки большую порцию бренди и быстро проглотил. Снял очки для чтения и спрятал в лежащий на столе футляр. Достал бумажник с кредитными карточками и бумажными деньгами и положил рядом с очечником.
В другом конце кабинета стоял овальный стол из красного дерева и четыре стула. Мэнни взял один из них и подставил к окну так, чтобы с него можно было взобраться на тиковый шкаф для документов. Для смертельно больного человека все его движения были бодры и до автоматизма выверены. Со шкафа он перелез на одно из раскрытых окон, встал обеими ступнями на металлическую раму и несколько мгновений балансировал, помогая себе руками. Проем был высок, поэтому не было необходимости горбиться.
Мэнни не смотрел вниз, его взгляд был прикован к сверкающей поверхности реки. Река Гудзон, за ней Нью-Джерси. Но для фаталистически настроенного Мэнни это мог быть Иордан, а за ним – утешительная мысль – Земля Обетованная. Прыгнув, он по-прежнему глядел перед собой. И весь полет, пока еще жили глаза, они были устремлены туда, за дальний берег.
Глава двенадцатая
На следующее утро Даймонд явился в учительскую раньше всех, если не считать миссис Строу, и принес с собой купленные в магазине «Сделай сам» две трехлитровые банки матовой краски цвета под названием «Абрикос». Судя по квадратику в таблице, такая краска будет прекрасно гармонировать с мебелью – Даймонд быстро убедил себя в этом, ознакомившись с рекламой единственной и неповторимой выгодной скидки на товар. Из магазина «Сделай сам» он направился в магазин игрушек и на сэкономленные деньги приобрел машинку с инерционным моторчиком. Он подарит ее Клайву. В его душе есть место и для этого школьного вандала, хотя из-за него придется изрядно потрудиться.
Облачившись в комбинезон, Даймонд катал по стене валик, когда без десяти девять появились первые педагоги.
– Что тут творится? – спросила Салли Труман, занимающаяся с младшими детьми.
– Маскировка.
– Ах, это вы!
Даймонд обмакнул валик в краску и провел очередную полосу абрикосового цвета. С приходом педагогов он не собирался бросать инструменты и был полон решимости реализовать свой общественно-полезный порыв.
– Привет. Как самочувствие? – обратился он к Салли.
– Вымоталась. А вот увидела этот цвет и словно возродилась.
– Вам нравится?
– Краски обычно тускнеют, когда высыхают. Так всегда бывает. Как она называется?
– «Абрикос».
– По-моему, напоминает помидор. Не возражаете, если я отодвину пленку и поищу свой стол?
В следующие полчаса на Даймонда обрушился шквал похвал, однако педагогический коллектив все же пришел к согласию, что ему бы следовало разориться еще на фунт-другой и купить вместо «Абрикоса» «Магнолию» или какую-нибудь другую краску более спокойного тона. Он добродушно слушал и продолжал уничтожать терзающие глаз настенные фрески Клайва. К десяти Питер был готов прерваться на кофе, но это означало, что нужно передвинуть столы, чтобы добраться до чайника. Даймонд привел в порядок две стены. И теперь, отступив на расстояние, решил, что цвет действительно больше похож на красный, чем на абрикос.
Однако его порыв оценили, и никто не жаловался на возникший в учительской разгром. Педагоги вытаскивали из-под укутывающей мебель пленки стулья и, рассевшись с чашками, обсуждали последние события. Вчерашний портрет Наоми стал главной темой. В маленькой школе учителя знали каждого ребенка.
– Хорошие новости, Питер, – сказал заместитель Джулии Джон Тафлер. – Вас можно поздравить.
Даймонд был менее оптимистичен. Ночью он хорошенько обдумал происшедшее.
– Меня бы больше порадовало, если бы она сделала нечто такое, чему научил ее я.
Тафлер погрозил ему пальцем:
– Не будьте неблагодарным, друг мой. Это признание. Ваше имя. Она заметила, что вы существуете.
– Я бы за это не поручился.
– Тогда с какой стати ей рисовать ромб? Ей известна ваша фамилия.
Питер оглядел лица окружавших его людей:
– Откуда Наоми известно, как символически, рисунком, изобразить мою фамилию? Ей не говорили об этом.
– Может, она играет в покер? – предположил кто-то, и все рассмеялись.
– Ясно одно, – заявила Салли Труман, – она говорит по-английски. Это теперь очевидно.
Даймонд возразил, что до сих пор девочка не произнесла ни слова.
– Поймите, – произнесла Салли, – Наоми услышала вашу фамилию и соотнесла с фигурой. Девочка пытается наладить общение.
Сомнения Питера поддержал кто-то из работающих на полставки учителей, заявив, что ромб у Наоми, возможно, получился случайно, и больше она никогда не нарисует такую фигуру.
– У нее скорее всего не будет такой возможности! – бросил Тафлер тоном человека, который знает больше других. – Во всяком случае, здесь. Слышали? Приходивший вчера психиатр Ойли Дикинсон подтвердил диагноз «аутизм». Наоми отправят в Америку, как только уладят формальности.
