Великан, приветствуя гостей, поклонился, и Даймонд тоже ответил ему поклоном. Впервые в жизни он почувствовал себя тщедушным, худосочным, если не костлявым. Японец протянул руку. Зная, каким проворством обладают борцы сумо, Даймонд не удивился бы, если бы в следующее мгновение оказался на спине в дальнем конце комнаты. Но дело ограничилось крепким рукопожатием. Было сказано что-то по-японски тонким с хрипотцой голосом.
– Озеки Ямагата приветствует вас в «Альберт-Холле» – своей временной резиденции, – перевела японка.
Даймонд назвался и назвал Наоми. Им принесли стулья. Ямагата сел на корточки на деревянную скамью, что-то сказал своему костюмеру, тот в свою очередь передал переводчице.
– Я имею честь переводить для господина Ямагата, – начала японка. – Он поручил мне объяснить, что Озеки – второй по значению уровень в сумо. Господин Ямагата – важный борец в Японии, а на этом соревновании самый главный. Он приглашает вас, если пожелаете, стать сегодня вечером его почетными гостями.
– Это для нас большая честь, – ответил Питер, невольно переходя на высокий стиль, с каким обратились к нему. – Но, боюсь, девочка для этого слишком мала.
Ямагата, судя по всему, доброжелательно принял его слова и с мудрым видом кивнул. Наоми по-прежнему крепко держала Даймонда за пальцы. Все, что происходило, она принимала с большим подозрением.
Японец снова заговорил, и переводчица объяснила, что важный борец случайно увидел передачу «Дети о детях». Перед ним поставили портативный телевизор и включили на четвертом канале, где рассказывалось о сумо, но там слишком много говорили о его конкурентах, и он переключил программу. Господина Ямагата глубоко тронула судьба японской девочки, которая не умеет говорить.
– Он попросил меня навести справки, и я позвонила на Би-би-си.
Это было крушением всех надежд Даймонда.
– Он не узнал Наоми?
Японка покачала головой.
– И не знает, кто она такая?
– Это было лишь телевизионное шоу.
– Черт бы вас побрал! – Питер вскочил со стула и, поскольку Наоми по-прежнему держала его за пальцы, заставил подняться и ее. – Вы притащили нас сюда просто так… только потому, что этот кусок мяса увидел девочку по телевизору? Кого еще вы вызвали? Артура Дейли?
[4]
– Ради бога! Я не могу переводить такие слова господину Ямагата.
– Не трудитесь. Мы уходим. Эта туша нас просто обманула.
Даймонд повернулся и увидел, что выход загораживает бандит в спортивном костюме. Он принял угрожающую стойку и, похоже, не шутил. Наоми захныкала, уронила свой драгоценный альбом и обхватила Даймонда за пояс обеими руками. Не самая лучшая позиция для первой встречи с борцом сумо.
– Не возражаете? – Питер старался сохранить в голосе британскую корректность. – Мы сейчас вас покинем.
Ямагата дал беглый залп японских слов. Переводчица кинулась между бандитом и Даймондом.
– Мистер Даймонд, я вас умоляю. Господин Ямагата еще не закончил. Вы не можете уйти.
– Говорить больше не о чем! – отрезал Питер. – Единственная причина, почему мы здесь, – выяснить, кто такая Наоми. Он этого не знает. Понятия не имеет.
– Он хочет помочь.
– Тем, что будет задавать ей вопросы по-японски? Посольские работники уже пытались. Она не ответила. А теперь окажите любезность, скажите этому шуту, чтобы дал нам пройти.
– Вы не имеете права поворачиваться спиной к господину Ямагата. – Переводчица произнесла эти слова как непреложную истину.
Возможно, этому правилу благоразумно следовали все члены борцовской братии. Даймонд прислушался к совету и посмотрел через плечо. Ямагата, к счастью, так и не сдвинулся со своей скамьи и поманил гостя вернуться на стул.
А вдруг этот малый собирается предложить что-нибудь конструктивное? Нельзя, поддавшись разочарованию, уйти вот так, разозлившись. Питер вспомнил, как допрашивал свидетелей, до последнего надеясь, что сумеет выудить из них ценные сведения.
– Ладно. – Он положил руку на плечо Наоми. – Только две минуты. – Они снова сели.
– Господин Ямагата хочет услышать из ваших уст историю этой маленькой девочки.
– Я решил, что это он хочет сказать мне что-то.
– Пожалуйста, не спорьте, мистер Даймонд.
– Будь по-вашему.
Питер озвучил несколько известных фактов, начав со сработавшей антитеррористической тревоги в универмаге «Харродс» и закончив рисунками Наоми, которые девочка протянула борцу. Тот меланхолично перелистывал страницы альбома с изображением ромбов, пока не добрался до витражного окна.
– Это моя работа. – Питер сообразил, насколько он смешон – как напрашивающийся на похвалу начинающий художник. – А все, что до этого, нарисовала Наоми. Я сначала подумал, что это, может, японские иероглифы, но мне объяснили, что нет.
Выслушав перевод, Ямагата покачал головой. Он был тоже заинтригован тайным смыслом рисунков девочки. Закрыл альбом и грациозно, обеими руками, словно бесценное сокровище, отдал его Наоми. Что-то сказал по-японски, но она не ответила. Он повернулся к Даймонду и вымученно произнес несколько слов по-английски.
– Ямагата любить маленький девошка.
Вот чего-то такого Питер и боялся.
– Исключено! Совершенно исключено. – Свои слова он подчеркнул энергичным жестом.
Борец нахмурился.
– Я привез ее сюда не для того, чтобы отдать. Она мне не принадлежит. Вечером я обязан вернуть девочку в школу – вот так обстоят дела. – Питер повернулся к переводчице: – Ради бога, донесите до него, что я пытаюсь объяснить.
Та обменялась с борцом несколькими фразами по-японски и снова с поклоном повернулась к Питеру:
– Прошу прощения, что это говорю, но вы неправильно поняли господина Ямагата. Он хотел сказать, что у него была маленькая дочь примерно возраста Наоми. Он ее сильно любил, но в прошлом году она умерла от менингита.
Глаза борца увлажнились.
– Примите мои соболезнования, – искренне произнес Даймонд. – Смерть ребенка – самое страшное горе. Только доведите до его сознания, что Наоми принадлежит кому-то другому.
– Это он понимает, – заверила переводчица.
Борец снова заговорил по-японски, для убедительности прижимая к груди ладонь.
– Он хочет помочь малышке.
– Наоми?
Ямагата кивнул.
– Очень любезно с вашей стороны. Только что вы можете сделать?
Женщина перевела и получила быстрый ответ.
– Он говорит, чтобы вы подсказали.
Несколько мгновений Даймонд размышлял, но ему не хотелось выглядеть неблагодарным.