– Вы называете это наброском. Не поймите меня превратно, но мне это больше напоминает каракули. Что здесь нарисовано?
– Не знаю, – признался Питер. – Оригинал в два раза больше копии. – Он положил блокнот на стол сержанта.
– Вы считаете, это что-нибудь означает?
– Если рисовала Наоми, то да. У нее оригинальный взгляд на мир, но ее рисунки удивительно точны.
– Это карта?
– Не исключено.
– Если рисунок может чем-то помочь, необходимо этим воспользоваться, – кивнул сержант. – Что мы здесь имеем? Похоже на эстакаду, а эстакад в Нью-Йорке немного.
Питер посмотрел на коробку. Стейн предположил, что нарисован тянувшийся с юго-востока на северо-запад путепровод, пересекавший более мелкие дороги.
– Если так, то что это за квадрат?
– Наверное, автомобиль.
– Вид с высоты птичьего полета?
– Вероятно.
– А продолговатая форма примерно посередине?
Сержант на мгновение задумался:
– Вы сказали, что у девочки особенный взгляд на мир? Не исключено, что это вид на «Бьюик» снизу. Она нарисовала глушитель.
– Вид снизу?
Питер усомнился, что у девочки в возрасте Наоми достаточно технических познаний. И еще он считал, что у нее не хватит абстрактного воображения, чтобы изобразить местность в виде карты.
– Она рисует по памяти то, что видела. В Англии ехала в поезде, а потом точно изобразила, как выглядит спинка переднего сиденья, на которую смотрела во время поездки.
– Это принесло пользу расследованию?
– Напрямую – нет.
Сержант Стейн изогнул бровь, словно спрашивая, нужно ли тратить время, разгадывая каракули японки.
– То, что вы приняли за автомобиль, мне напоминает лезвие старомодной бритвы, – заметил Даймонд.
– Гм… – недоверчиво хмыкнул американец.
– Такой, какими пользовались прежде, чем изобрели одноразовые.
– Я помню лезвия для бритв. Но если это бритва, то мне трудно представить, что означает все остальное.
– Мне тоже.
– Простите, у меня дела.
Сержант ушел, оставив Даймонда разбираться с картинкой. Он повертел блокнот, надеясь, что поймет смысл рисунка, если посмотрит на него с другой стороны. Не было уверенности, что то, что он принял за верх, на самом деле верх. Коробку из-под пончиков можно поворачивать как угодно и разрисовывать с любого конца. Ничего нового в голову не приходило. Прямоугольник с любой точки обзора напоминал бритву. Образ засел в мозгу, и Питер не мог представить ничего иного.
Ближе к полудню явился лейтенант Истланд – тот самый офицер, который сравнил Даймонда с Винни-Пухом. Он вел расследование и сообщил, что есть прогресс в установлении личности убитой. Японская полиция проверила, кто проживал по указанному в паспорте адресу. Миссис Танака была разведена и жила одна. До прошлого ноября работала секретарем в Иокогамском университете.
– Секретарем? – удивился Питер. – Расплывчато. Термин может означать полномочного администратора или обычную машинистку.
– По моим сведениям, она работала на факультете естественных наук в команде сотрудников издательской системы, – ответил Истланд. – Что же до девочки…
– Лейтенант! – перебил его Даймонд. – Вот о ней я хочу вам кое-что рассказать. – Сейчас он попадет в неловкое положение, но ничего не поделаешь. – Я уверен, что Наоми не является дочерью миссис Танаки. Ее дочь умерла. Я обнаружил фотографию могилы. Той девочки, которая занесена в ее паспорт. – Он достал из кармана снимок и ждал, что его немедленно порвут на куски. Сокрытие улики не самый верный способ завоевать друзей и повлиять на людей.
– Откуда вы это взяли?
Даймонд объяснил и извинился.
– Почему показываете снимок теперь? – Истланд не вспылил. Сухопарый мужчина лет сорока, с тонкими губами, он тщательно взвешивал слова.
– Он может иметь отношение к делу.
– Вчера вечером вы об этом знали!
– Я рассмотрел его после того, как вы со мной побеседовали.
– И не захотелось продолжить?
– Причина не в этом.
– А в чем?
– В приоритете. Я хотел, чтобы не возникло никаких осложнений, механизм завертелся бы, и поиски Наоми начались. Не важно, кто она такая.
– Это все, что вы изъяли из бумажника?
– Да.
– Я могу вам верить?
– Разумеется.
– Знаете, кто вы такой?
– Знаю, кем меня считаете вы.
– Ну, раз мы оба все понимаем, будьте любезны, поделитесь со мной рисунком, который вы обсуждали с сержантом Стейном.
Сарказм не мог быть более язвительным, но лейтенант хотя бы признал, что Даймонд тоже внес вклад в их общее дело. Он снова вынул блокнот. Но, не желая предвосхищать возможные версии лейтенанта, упоминать о лезвии бритвы не стал.
– Вы верите, что это нарисовала девочка?
Даймонд объяснил, что он сделал копию. Истланд, хмурясь, рассматривал изображение.
– Ну и что это по-вашему? – спросил он.
– Мне кажется, маленький объект – лезвие бритвы.
– Исключено. В таком случае на чем оно лежит? На полке? Тогда мы в ванной, а полукруглая линия – граница раковины.
– Я об этом не думал.
– В ванной, примыкающей к комнате, где произошло убийство, такой же умывальник, но полка расположена под другим углом. Мне не приходилось видеть, чтобы полки вешали во всю ширину раковины. Впрочем, дети рисуют предметы с необычных точек зрения.
– Ей надо быть выше вас и меня, чтобы взглянуть на полку в таком ракурсе, – заметил Даймонд.
– Я же говорю, дети рисуют так, как хотят.
– Она скрупулезный художник.
– Полагаете, это важно?
– Учитывая, как мало мы знаем… – В сознании Питера что-то забрезжило, и он оборвал фразу на полуслове.
– Даже если это рисунок ванной, – продолжил лейтенант. – Даже если это лезвие бритвы, хотя я не помню, была ли там бритва. Что нам это дает?
Внезапно рисунок обрел для Даймонда смысл, и все встало на свои места.
– Это татуировка!
– Что?
– Лезвие бритвы – татуировка. Взгляните по-другому: то, что вы приняли за полку, человеческая рука на руле. Девочка рисует то, что видела перед собой, когда сидела пристегнутая на переднем сиденье рядом с ним.
– Наверное, вы правы, – после паузы кивнул американец.
