– Через миссис Танака?
– Послушайте, мне грозил полный крах. Стоило кому-нибудь из журналистов подобраться к миссис Танака, и все бы пошло прахом. Она бы сразу раскололась и выложила все, что касалось доктора Масуда. Открылась бы ее связь с «Манфлексом». Всполошились бы все умники, которые копали под ПДМ3. Следовало действовать быстро. Но я не мог справиться с проблемой один.
– И вы обратились к своим друзьям из мафии, а те заказали миссис Танака?
– Они не мои друзья, и я не имею никакого отношения к убийству.
– Но вы держали их в курсе событий. Миссис Танака, прежде чем вылететь с Наоми в Нью-Йорк, должна была связаться с вами.
– Поймите, мне дышали в затылок. Когда Мэнни совершил самоубийство и назначил своим преемником Дэвида, мои планы…
– Ваши планы вылетели в окно? – Даймонд улыбнулся, хотя не рассчитывал на ответный смех собеседника. И был прав.
– Я пришел в ужас, узнав, что́ они сделали с миссис Танака. Испугался, что девочка тоже погибла.
– Я не слышал, чтобы мафия убивала детей.
– Я тоже.
– А вот меня они решили утопить в Гудзоне и подумали, что преуспели, – заметил Даймонд.
– Вы слишком близко подобрались к истине. И когда назначили встречу с Дэвидом Флекснером, им пришлось действовать.
– Но как это было организовано? Я правильно понимаю, что в кабинете нового председателя стояли «жучки» и вы снабжали своих дружков из мафии информацией?
– Меня запугали. Эти люди ничего не прощают.
– Следовательно, все так и было.
– Да. – Липман, поколебавшись, добавил: – Я должен извиняться?
Даймонд пожал плечами. Теперь он мог проявить великодушие.
– Какова ваша цель приезда в Иокогаму?
– Простая: ликвидация миссис Масуда. Но я делал это по принуждению. Сам находился на волоске от гибели. Те двое, что прилетели со мной, боевики мафии. Меня обязали привести их к цели, а Наоми служила наживкой. Они планировали убить мать, а дочь оставить в живых и где-нибудь бросить.
– Неужели вы поверили, что они вас пощадят?
Липман на мгновение задумался.
– Может, и нет. Я уже сказал, что рад, что все завершилось. И когда придет время, готов дать показания в суде. Я был полным идиотом, но не хотел никакого насилия.
Поднимаясь, Даймонд почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он был уже не той бездушной боевой машиной, что раньше.
– Вы, мистер Липман, небрежно заметили, что готовы были обречь энное число больных Альцгеймером на серьезные осложнения с печенью, а возможно, и смерть лишь для того, чтобы разбогатеть и обеспечить себе успех. По-моему, это равносильно убийству.
– Вы уезжаете? – спросил американец, пропустив мимо ушей обвинение.
– Улечу ближайшим рейсом.
– А что будет со мной?
– Этот вопрос вам лучше задать адвокату. Могу предположить, что вас со временем экстрадируют для дачи показаний против Массимо Гати и его команды.
Липман вздрогнул.
– За решеткой вы будете чувствовать себя в безопасности. Обычно в подобных случаях делают пластическую операцию.
Когда Даймонд уходил, его остановил кто-то из служащих и пригласил в другой кабинет, где его ждали пока еще незнакомая ему Юко Масуда и Наоми. Переводчица находилась рядом. Доктор Масуда держала дочь за руку. Они с Даймондом поклонились друг другу, и японка произнесла небольшую речь:
– Она говорит, что узнала о всех тех неприятностях, которые вы накликали на себя, решив помочь ее дочери, и с какой опасностью столкнулись сами. Вы спасли жизнь и ей, и Наоми.
– Это заслуга господина Ямагаты, – возразил Питер.
– Она настаивает, что обязана своей жизнью вам. И хотела бы каким-то образом отблагодарить.
– В этом нет необходимости.
– Простите, если решусь сказать от себя, – сказала переводчица. – Таковы наши обычаи в Японии. Придумайте какую-нибудь малую услугу, чтобы она могла облегчить груз долга, который вынуждена теперь нести. Нечто небольшое, но существенное.
Даймонд посмотрел на Юко Масуда:
– В таком случае я бы хотел подержать ее дочь за руку.
– Думаю, этикет будет таким образом соблюден.
Японка выслушала и кивнула. Наоми стояла рядом с матерью и смотрела в стену. Даймонд шагнул к ней и протянул руку. Доктор Наоми сказала что-то по-японски.
И девочка вложила свою ладошку в ладонь Питера. Она не подняла головы и больше ничего не сделала, но и этого было достаточно. С точки зрения японки, этикет был соблюден, а отнюдь не сентиментальный Питер ощутил ком в горле.
Потолок в цокольной квартире на Эдисон-роуд так и остался недокрашенным.
– Завтра куплю краску и займусь, – пообещал Даймонд.
– Какое снижение уровня после твоего мирового турне.
– В домашней жизни есть свои прелести.
Жена слабо улыбнулась:
– Кто это говорит? Тот самый решительный мужчина, о котором я читала утром в газете?
– Решительный мужчина? С моей-то фигурой? – Питер рассмеялся.
– Ты не воображаешь себя борцом сумо?
– Ни в коей мере.
– В газете написано, что ты перекинул вооруженного бандита через спину. Ты чемпион Британии по сумо.
– Отстань!
– Правда. Хочешь, убедись сам.
– Чепуха, мы с тобой прекрасно это знаем. Я рад, что снова дома, с тобой.
– Кстати, ты про кроссовки помнишь?
– Извини, дорогая, не представилось возможности.
– Я бы не завела этот разговор, но ты сам звонил мне из Нью-Йорка и уточнял размер.
Даймонд резко поднялся и запустил руку в сумку, где лежало все, что он привез из Японии. На свет появилась обувная коробка.
– Вот. Купил вчера в обувном магазине в Иокогаме. На вид не такие удобные, как американские, но мне сказали, что хорошо сидят на ноге. Их там называют гэта.
Жена подняла крышку и нахмурилась. Вынула пару маленьких традиционных сандалий из дерева и кожи.
– Разве это кроссовки?
Даймонд покачал головой. Он хотел назвать их японскими кроссовками, но понимал, что это было бы слишком.
Стефани сняла туфли и примерила сандалии.
– Впору?
Она прошлась по комнате.
– Ладно. – Жена шутливо ткнула Питера пальцем в живот. – Для дома сойдут.
– Вот и отлично. – Он вынул из сумки сандалии Ямагаты. – Мне подарили такие же, и я собираюсь их иногда носить.
