а плоские каменные плиты, поставленные на ребро, окружали все кладбище.
«Здесь мы впервые увидели сооружение, не имевшее одной стены; в нем стояли два деревянных бюста грубой работы: один – у входа, а другой несколько дальше в глубине. Туземцы сопровождали нас до двери, но не осмелились переступить порог. Мы спросили, какое значение имеют эти бюсты; нам ответили, что они не изображают никаких божеств и служат напоминанием о вождях, погребенных на „фиатука"».
Покинув 10 июля Тонгатабу, Кук направился к маленькому острову Эуа, где его сердечно принял старый друг Таи-Оне. Командир узнал от него, что некоторые острова архипелага являются собственностью вождей Тонгатабу и называются «землями вождей». Так, Пулахо подвластны сто пятьдесят три острова. Самые большие из них – Вавау и Хаапай. Острова Вити-Леву (Фиджи), входящие в состав владений Пулахо, населяло воинственное племя, по своему умственному развитию значительно превосходившее жителей островов Тонга.
Из многочисленных очень интересных сведений, собранных Куком и естествоиспытателем Андерсоном, следует отметить те, в которых сообщается о мягком и приветливом характере туземцев. Командир не мог нахвалиться приемом, оказанным ему жителями, когда он стоял у этих островов; но он никогда не подозревал о замыслах Финау и других вождей, собиравшихся убита его во время ночного праздника на Хаапай и захватить корабли. Путешественники, посетившие архипелаг Тонга после Кука, не имели оснований расточать подобные похвалы, и если бы мы не были убеждены в искренности знаменитого мореплавателя, то могли бы подумать, что данное им архипелагу название острова Дружбы следует считать ироническим.
В случае смерти какого-нибудь родственника жители архипелага Тонга неуклонно соблюдают обычай бить себя изо всех сил кулаками по щекам и царапать их зубами акулы, чем объясняются многочисленные желваки и рубцы на лицах туземцев. Когда им грозит смерть, они для умилостивления божества приносят в жертву одну, или две фаланги мизинца, и, по наблюдениям Кука, каждый десятый островитянин был подобным образом изувечен.
«Слово «табу», – рассказывает он, – играющее столь важную роль в обычаях этого народа, имеет очень широкое значение… Если к какой-нибудь вещи не разрешается притрагиваться, то о ней говорят, что она «табу». Туземцы сообщили нам также, что в том случае, если вождь входит в дом, принадлежащий его подданному, то этот дом становится «табу», и его владелец больше не имеет права в нем жить».
По мнению Кука, в религии жителей Тонга он разобрался довольно хорошо. Их главный бог, Каллафутонга, разгневавшись, уничтожает плантации, сеет болезни и смерть. Религиозные представления не одинаковы на всех островах, но повсюду признают бессмертие души. Туземцы не совершают богам приношений в виде плодов и других продуктов земли, однако у них существует обычай человеческих жертвоприношений.
17 июля Кук потерял из виду острова Тонга, а 8 августа, после ряда шквалов, причинивших «Дисковери» довольно серьезные повреждения, корабли очутились у острова, который его жители называли Табуаи.
Все красноречивые убеждения, пущенные в ход англичанами, чтобы уговорить туземцев подняться на палубу, оказались безуспешными. Островитяне не соглашались покинуть свои пироги и ограничивались лишь тем, что приглашали чужестранцев высадиться на землю. Однако Кук спешил и не нуждался в провизии, а потому решил не останавливаться; остров показался ему плодородным и, по словам туземцев, изобиловал свиньями и домашней птицей. Сильные, высокие, энергичные, табуайцы имели суровый и свирепый вид. Они говорили на таитянском наречии, так что с ними легко было объясняться.
Спустя несколько дней на горизонте вырисовались покрытые зеленью горы Таити, и вскоре корабли остановились против полуострова Таирабу, где соплеменники оказали Оман самый безразличный прием. Даже его свояк, вождь Ути, сделал вид, что с трудом его узнает; но когда Оман показал привезенные им богатства и, главное, знаменитые красные перья, пользовавшиеся таким успехом во время предыдущего посещения Кука, Ути переменил свое обращение, стал относиться к Оман очень ласково и предложил поменяться именами. Тот поверил этим проявлениям любви и, если бы не вмешательство Кука, дал бы себя полностью обобрать.
На кораблях имелся большой запас красных перьев. Поэтому плоды, свиньи и домашняя птица доставлялись в изобилии. Все же Кук вскоре перешел на стоянку в бухту Матаваи, и король Оту покинул свою резиденцию в Паре, чтобы навестить старого друга. Там к Омаи соплеменники также отнеслись презрительно; он упал к ногам вождя, подарил ему пучок красных перьев и несколько кусков золотой парчи, но все было тщетно: на него не хотели и смотреть. Однако, как и на Таирабу, отношения внезапно изменились, когда узнали о богатстве Омаи. Но тот, ища развлечений в компании бездельников, разжигавших в нем ненависть и тем временем его обиравших, не сумел приобрести влияние на Оту и главных вождей и не смог способствовать развитию цивилизации.
Куку уже давно рассказывали, что на Таити совершаются человеческие жертвоприношения, но он отказывался этому верить. Торжественная церемония, свидетелем которой он был в Атахуру, не оставила в нем сомнений относительно существования такого обычая. Для того, чтобы обеспечить покровительство Атуа (бога) во время подготавливавшегося похода против жителей острова Эймео, в присутствии вождя ударами дубинок убили какого-то мужчину самого низкого происхождения. Перед вождем положили волосы и один глаз несчастной жертвы – последний пережиток некогда распространенного на всем архипелаге людоедства. В конце варварской церемонии, недостойной народа с такими мягкими нравами, среди листвы вспорхнул зимородок.
– Это Атуа!-воскликнул Оту, вне себя от радости при виде такого счастливого предзнаменования.
На следующий день состоялось продолжение церемонии: принесли в жертву свиней. Жрецы, как это делали римские оракулы, пытались по последним судорогам животных предугадать исход войны.
Кук, молча присутствовавший при совершении всех этих обрядов, не смог скрыть по их окончании того ужаса, какой они
ему внушили. Омаи красноречиво и энергично выразил его мысли. Затем, не в силах сдержать свой гнев, молодой таитянин добавил от себя:
– Если бы вождь убил какого-нибудь человека в Англии, как он поступил здесь с несчастной невинной жертвой, принесенной им своему богу, то ничто не спасло бы его от виселицы – единственного наказания, применяемого там по отношению к убийцам.
Такое резкое замечание Омаи вряд ли могло считаться уместным; Куку следовало знать, что нравы не всюду одинаковы. Наказывать на Таити за то, что в Лондоне считается преступлением, было бы нелепостью, ибо таитяне не совершали беззакония, а следовали своему обычаю. Всяк хозяин в своем доме, гласит народная поговорка. Европейцы слишком часто ее забывают. Под предлогом насаждения цивилизации они сплошь и рядом проливают больше крови, чем пролилось бы, если бы они воздержались от прямого вмешательства.
