– Вот так, парень, и только так. Смотри и запоминай.
Кислота делала своё дело, обращая плоть и кости в обугленные чёрные лохмотья. Боль на миг разжала когти, и существо увидело склонившихся над ним двоих людей, один из которых держал в руке пустую скляницу, а другой опирался на устрашающего вида кол.
– Пусть помучается, – жёстко сказал первый.
– Пхошхади-и-и… – вырвалось из разрушаемой адским зельем гортани, но человек лишь усмехнулся.
– Вот всегда они так. Страшно им, томно им перед концом-то, даже если это такой вот зелёный щенок, только что обращённый. Дохни, отродье, ты так быстро от меня в смерть не сбежишь. Ещё кислоты плесни, нехай ему повеселее будет, – велел он второму, с колуном.
И тот плеснул.
Огонь заполнял гортань и носоглотку, огонь растекался, проникая всё глубже. Но и это был ещё не конец, существо ещё могло сопротивляться, однако двое нападавших всё предвидели. Измазанный чёрной густой кровью, липкой и тянущейся, заострённый кол поднялся и резко опустился, ударив в грудь, проломил рёбра, пригвоздив ещё живое создание к полу.
Мир начал гаснуть.
– Кислоту-то, того, лить не забывай, – ласково сказал старший. – Лей, парень, лей. Колом орудуй, не без того, но и снадобье тоже потребно. А то слишком быстро сдохнуть может.
– Так он ведь уже…
– Всё равно. Пока что-то чувствует – не дохлый. Кислоту лей, кому говорю! Потом голову ему отсечёшь. А как справишься – молоток бери.
– З-зачем молоток?
– Клыки красавцу нашему выбить, как положено. Иначе от князя награды не видать. Да не зеленей ты, ничего, ничего, справишься. Клыки выбьешь, голову после этого в мешок, что мэтр Бонавентура нам вручил, положишь, жидкостью – спиритусом – зальёшь. Потом мэтру отвезём. А вообще ты молодец. С первым взятым упырём тебя, приятель.
* * *
У костра в осеннем лесу, прозрачном и лёгком, где струятся по ветру серебристые нити паучков-странников, сидели двое. Рядом паслись, уткнувши морды в опавшую листву, два здоровенных ездовых варана. Время от времени то один, то второй поднимали чешуйчатые головы, глядели окрест желтоватыми глазами, где отражалось лишь неземное блаженство – вараны всегда блаженствовали, когда ели, а есть им было всё равно что: солому, сено, кору, ветки, траву, сгнившие овощи или, вот как сейчас, опавшие листья.
Старший, наполовину седой, кряжистый и широкоплечий мужчина со впалыми щеками и кустистыми бровями, нависшими над тёмными глазами, пошевелил дрова в огне. Лето уже убегало, утекало на дальний юг, с севера тянуло холодом, ветер обнажал чёрные ветви старых вязов. Седой поправил застёжки, потуже запахнув видавшую виды кожаную куртку, натянул шерстяной капюшон. На вид ему можно было дать лет сорок, загорелая кожа выдавала того, кому пришлось отмерить этим летом немало лиг под открытым небом. Он носил не меч, как большинство у людей, но гномью секиру, всю усаженную шипами и крюками. Такое оружие делается только под определённую руку, не просто так, на удачу или на продажу; взявший её впервые наверняка счёл бы все эти ухищрения ненужными и неудобными.
На поваленном бревне рядом с человеком лежала пара небольших двухдужных самострелов. Такими частенько щеголяют городские воры, да держат их в будуарах дамы полусвета – на всякий случай. Толку от этих игрушек в серьёзном деле никакого, стрела едва ли пробьёт тяжёлый рыцарский доспех; однако и старший, и его младший товарищ – каждый имели по паре таких арбалетов.
И если присмотреться, то становилось понятно, что игрушками эти самострелы отнюдь не были. Необычно толстые дуги. Непривычно толстая тетива на каждой паре. Рычаг взвода, предохранитель, шептало переводчика стрельбы – можно было послать два болта разом, а можно – один за другим.
Дорогая работа, и дорогая не отделкой, а скрытой под накладными полированными пластинами механикой.
Второй путник, совсем молодой и безусый мальчишка был… в общем, совсем молодым и безусым мальчишкой. С румяными щеками и нежным пушком на подбородке. Он тоже носил добротную кожаную куртку, кожаные же порты и высокие сапоги; у пояса юноши висел длинный кинжал явно гномьей работы.
– Для первого раза неплохо, парень. Очень даже неплохо.
– Благодарю вас, мастер.
– Не каждому удаётся вот так своего первого упыря взять – и чтобы на нас с тобой ни одной царапины.
– Так вы сами сказали, мастер, упырь-то, мол, хиленький, мелкий и…
– Всё правильно. Так я и говорил. Упырёк и впрямь мелкий, хиленький, только что обращённый и, видать, совсем ума лишившийся, то ли от страха, то ли от предвкушения. Забился в глушь, где его так легко выследить; спрятался в подполе, откуда только один выход; попался на все мои приманки. Как раз с таких и хорошо начинать, парень. Однако достался нам с тобой упырь, именно что упырь, а не гуун. Кто такие гууны, парень, вспомнишь?
– Конечно, мастер. Гууном именуется недовампир, жертва крововысасывания, получившая в процессе первичную дозу экскретов вампирьих желёз, что являет начальный этап перевоплощения в настоящего упыря. Гууны отличаются немалым разнообразием, вампиры умеют придавать им нужные качества – силу, выносливость, быстроту… Такие создания внешне уже отличаются от человека, порой значительно. Обычный же гуун, безо всяких… э-э-э… усилений – очень похож на нас.
– Всё верно, молодец. Как же это случается и когда?
– Случается, мастер, когда нападавший вампир изливает первую дозу ихора, но дальше не двигается, ограничившись впрыскиванием содержимого подскульных железистых мешков; это приводит к утрате жертвой свободы воли, способности рассуждать, значительной части воспоминаний и навыков. Укушенный таким образом становится гууном, недовампиром, рабом упыря, покорным и нерассуждающим. У кровососов всякого ихора много, но для гууна того самого, подскульного, ещё больше требуется, чем для полного превращения. Когда упыри до конца доходят, когда жертву в вампира превращают, разные другие их яды в дело идут, но каждого – поменьше.
– Молодец. Красно говоришь, гладко, как по книжкам, даже не теми словесами, которыми я тебя учил. Запоминаешь, парень. И наша сегодняшняя добыча – это не гуун, в бою не слишком опасный, если, само собой, он не бойцовая тварь, специально для этого выращенная. Но и тогда, коль головы не терять и глупостей не делать, ты с ним справишься – гуун может быть и силён, но туп, в отличие от вампира. А здесь у нас с тобой, приятель, самый что ни на есть настоящий упырь. Молодой и голодный. Ты его взял – молодец, честное слово, молодец.
Но всё равно, дружище, я тебе серьёзно говорю – запомни, назубок затверди две вещи, если, конечно, хочешь со мной остаться. Ну, или хотя бы выжить. Только две, большего от тебя пока что не требую.
– Внимаю вашему слову, мастер.
– Заковыристо выражаешься, однако. Книжник? Впрочем, не важно, мы, охотники, друг другу вопросы о прошлой жизни не задаём. Так вот, ни один человек ни разу не смог одолеть вампира в «честном поединке». Гуунов – случалось, да, и не то чтобы очень редко. Чего ёжишься? Так оно и есть. Почему оно так, разумеешь?
