– Оставь, – поморщился толстяк. – Плетёшь красивости, словно царедворец записной. Donec eris felix, multos numerabis amicos
[15]. Ничего ты мне не должен, понимаешь? Давай смотреть твоего бедолагу. Та-ак… Девочка! Вигдис – верно? – будь любезна, милая, сбегай на кухню, мне потребуется хороший котёл кипятку, самый большой, какой у вас только найдётся. И чтобы нам никто не мешал. Ах, да, ещё мне пива и колбасы копчёной.
Светлые косы только мелькнули по лестнице. Мэтр Бонавентура пододвинул табурет, другой, положил на него доску, извлёк из заплечной сумы запакованную в вощёную бумагу белую скатерть, расстелил. Быстро и ловко разложил жуткого вида инструменты – режущие, раскалывающие, вскрывающие, сверлящие, протыкающие. Скальпели, ланцеты, щипцы, зажимы, дрели, клещи и вовсе неопознаваемые железки.
– Я не только алхимик, но и врач. Поневоле, – пояснил мэтр. – С вами, вампиробойцами, иначе никак.
– Мэтр… Его можно… спасти? – Мастер глядел на алхимика горящими, ввалившимися от бессонных ночей глазами.
– Спасти нельзя только закопанный в землю труп с отделённой от туловища головой, – хладнокровно отметил алхимик. – Вижу, вижу, молодец, инструкции мои исполнял в точности. Ну-с, батенька, приступим.
Алхимик снял дорожные перчатки, долго и тщательно протирал руки чистыми тряпицами, смоченными в каких-то резко пахнущих эликсирах. Расставил на импровизированном столе целую батарею склянок, скляночек и склянищ; размял пальцы, взял скальпель и решительно поддел лезвием повязку.
Бинты захрустели. От разреза потянуло таким жутко-гнилостным зловонием, что у мастера помутилось в голове.
– Занюхай, из крайней склянки, – невозмутимо бросил Бонавентура. Ему отвратительная вонь, похоже, не мешала ни в малейшей степени.
Мастер кое-как сгрёб указанный пузырёк, поднёс к носу – и чуть не завопил. Жгуче-ледяной запах ударил в ноздри, прокатился по носоглотке, из глаз хлынули слёзы.
– Теперь маску надень, – продолжал советовать алхимик. – Ну как, полегчало?
– Уг-гу-у…
– Славное дело – ammonia, мёртвого поднимет, – не без самодовольства заключил мэтр. – Ну, продышался?
Мастер кивнул.
– Тогда будем смотреть. – И алхимик склонился над раной.
Там, под повязкой, дело обстояло куда хуже, чем раньше. В основании шеи темнели две чёрные точки – места, куда вонзились клыки вампирши. Кожа вокруг них вздулась, приобрела желтовато-зелёный оттенок и выглядела сейчас изморщиненной, смятой, рыхлой, мокрой, словно старая тряпка. Сама плоть вздулась, пульсировала, и мастер даже вздрогнул – к поверхности вдруг поднялась толстая, словно верёвка, жила, наполненная тёмной кровью. Охотнику показалось – там, в ране, уже завёлся огромный червь.
– Ч-что это? – выдавил он. – Отродясь такого не видывал…
– Потому что успевал укушенного бедолагу зарезать. – Мэтр был абсолютно спокоен, его руки так и мелькали, словно танцуя, играючи на первый взгляд управляясь с целым сонмом устрашающих инструментов. Быстрые мелкие разрезы скальпелем, наложение зажимов, вставление каких-то распорок. – Вампириозная arteria mobilitatem, подвижность артерий, их анимированность, вызванная экскретами glandulae submandibularis, сочетанного действия верхней и нижней их пары. Это, голубчик, случается, когда упырь серьёзно собирался обратить свою жертву. Но, поскольку весь процесс оказался поставлен с ног на голову, последовательность exinanitio glandulanum, то есть опорожнения желёз, была серьёзнейшим образом нарушена – вот и имеем то, что имеем.
От вампирьего укуса смертельная гниль расползалась широко, захватывая плечо, шею и лопатку, на груди добираясь до ключиц.
– Теперь, друг мой, нам надо точно понять, что моему пациенту успели впрыснуть и что – нет. – Мэтр взялся за хрустальный шприц тонкой работы, нацелился, воткнул иглу резким решительным движением; мастер аж дёрнулся, юноша даже не пошевелился.
– Вот и замечательно, вот и молодец, лежим, лежим себе спокойненько… – ласково приговаривал мэтр, таща на себя поршень.
Прозрачный цилиндр быстро заполнялся плотным зеленовато-жёлтым гноем с кровяными прожилками.
– Если вампир просто кормится, как тебе, конечно же, известно, он опорожняет в кровоток жертвы нижние надчелюстные гланды, или железы, как их ещё называют. – Мэтр, похоже, очень любил поговорить за работой. – Усиливает ток крови, расширяет сосуды, в то же время препятствуя развитию hemorrhagic excusso, геморрагического шока. Ихор этих желёз, при правильном разделении на компоненты, способен дать весьма сильнодействующие вещества, входящие в снадобья для предотвращения фатальной cor impetum, для борьбы с последствиями той же кровопотери…
Говоря всё это, мэтр Бонавентура ухитрялся делать разом десять дел. Руки его не знали отдыха, толстые пальцы, как оказалось, виртуозно умели обращаться с самыми тонкими инструментами.
Содержимое шприца алхимик опорожнил в кювету, стеклянными трубочками-пипетками с круглыми грушами на концах взял несколько проб, раскапал в заранее приготовленные скляницы, ловко открывая на миг притёртые пробки и вновь их закупоривая.
Мастер заворожённо наблюдал за происходящим.
Было в этом что-то жуткое, неестественное, запретное, извращённое. Не зря же церковь Спасителя, поощряя «врачевание словом святым», сурово осуждала и всячески боролась с «нечестивыми и злокозненными некромагами, могил осквернителями, трупов кромсателями, костей сверлителями и черепов пилителями, для проклятого своего искусства частей тел добывателями» и проч., и проч., и проч.
Попадись мэтр Бонавентура суровым слугам Спасителя, толстяку было бы несдобровать. Несдобровать, несмотря на покровительство и защиту сильных мира сего, включая королевских особ, коих небрезгливый мэтр тайно пользовал от дурных болезней, а также избавлял от нежелательных беременностей.
Жидкости в скляницах дружно вскипели сами по себе, безо всякого огня. Крепко вогнанные в горлышки пробки задрожали, но выдержали.
В пузырящихся смесях мастеру почудились на миг искажённые дикой ненавистью лики убитых им упырей – Грегора, Петера, Морриган. Склянки заполнял густой, плотный пар, содержимое их булькало и расплёскивалось по стенкам сосудов.
– Угу… ага… так и запишем… – бормотал меж тем Бонавентура, стремительно делая пометки в книжице. – Надо же, как его отделала эта упырица, действительно выплеснула всё, что накопилось. В прямом смысле этого слова. А накопилось, выходит, немало. Но последовательность-то, как ни крути, нарушена. – Мэтр поднимал одну за другой скляницы, сверял цвет осадка с таблицей, ставил кресты и галочки в книжечке. – Выдавала всё вместе вперемешку. Зелёный ихор вперёд красного! И синим поверх! Тут не то что гууна, тут и бастарда-то получить трудно.
Алхимик отодвинул скляницы, переплёл пальцы, закрутил большими вокруг друг друга, в упор воззрился на мастера.
