Командующий английским авангардом решил одним ударом захватить позицию, защищаемую явно малочисленным отрядом. Сигнальщики англичан протрубили атаку, грянуло солдатское «урра!», на позицию лавиной помчались драгуны.
– Огонь залпом! – скомандовал Сорвиголова, когда всадники оказались на расстоянии четырехсот метров.
В одно и то же мгновение справа, слева и в центре линии обороны раздался слитный сухой треск выстрелов. Секунда затишья – и новый залп.
Действие огня буров было ужасающим. На земле корчились в предсмертных судорогах и катались от боли десятки сраженных на полном скаку людей и коней.
– Вперед, вперед! – командовали английские офицеры.
Оглушительно ревели горны, солдаты истошно орали, подбадривая себя криком.
– Беглый огонь! – приказал Сорвиголова.
Ошеломляющая по плотности и меткости пальба в считанные секунды уложила на сухую землю велда половину вражеского полка.
Подход к ущелью был завален телами убитых и раненых, трупами лошадей. Трудно представить, чтобы какая-то горстка смельчаков могла произвести столь разительное опустошение во вражеских боевых порядках. Однако поредевший, потерявший строй и обагренный кровью драгунский полк все же достиг полосы укреплений, где скрывались Молокососы.
Бешено храпящие кони топтали их, в них палили с седел кавалеристы, но они не дрогнули и не отступили ни на шаг. Выстрелами в упор они продолжали укладывать передние ряды неприятеля, в то время как перекрестный огонь буров, засевших на флангах, косил задних.
И все-таки одному кавалерийскому взводу удалось ворваться в проход между скалами. Десятка два чудом уцелевших всадников под командой молодого офицера на великолепном коне пронеслись сквозь строй засевших в окопах Молокососов.
Однако англичане сразу же оказались отрезанными от своих, а Сорвиголова и Поль Поттер одновременно узнали в их командире молодого лейтенанта, чей облик врезался им в память.
– Патрик Леннокс! – воскликнул Жан.
– Сын убийцы! – угрюмо проворчал Поль.
Грянули выстрелы, и взвод, точно скошенный, повалился на землю. Конь Патрика был убит наповал.
Молодой офицер повернулся лицом к неприятелю и заметил Поля, который целился в него с расстояния десяти шагов. С молниеносной быстротой лейтенант выхватил револьвер и выстрелил в Поля в ту же секунду, когда и тот спустил курок.
Два выстрела слились в один.
Уронив маузер, Поль прижал руку к груди.
– Я умираю… – прошептал он. – Разве я не говорил…
В то же мгновение захрипел и покачнулся Патрик Леннокс. В глазах обоих смертельно раненных юношей вспыхнуло пламя ненависти. Даже в эту минуту они стремились сойтись в последней схватке.
Сквозь пелену порохового дыма и огня Сорвиголова заметил, что происходит, но, поглощенный перестрелкой, не мог встать между врагами, непримиримыми даже на пороге смерти.
С губ юношей, покрытых розовой пеной, срывались проклятья, алая кровь заливала грудь, но они нашли в себе силы сблизиться и вцепиться в горло врагу, чтобы отнять у него и без того ничтожный остаток жизни. Потеряв равновесие, оба упали, но все равно продолжали кататься по земле, не разжимая рук. Этих двух умирающих молодых людей разделяла бездна беспощадной и кровавой ненависти, которую вырыла и углубила несправедливая война между двумя народами.
В конце концов схватка отняла у них последние силы, и оба – бур и англичанин – упали на твердую землю велда мертвыми.
В сражении между тем наступило короткое затишье. Потери буров были невелики, но для небольшого отряда и это было чувствительным уроном. Что касается англичан, то все подступы к проходу были усеяны их мертвыми телами. Пораженный этим, командир британского авангарда решил отказаться от лобовой атаки позиций отряда Сорвиголовы. Вместо этого англичане начали выдвигать вперед две артиллерийские батареи и отправили пару эскадронов кавалерии в обход флангов бурской позиции, чтобы попытаться взять ее с тыла. На все эти маневры требовалось время, чего и добивался Сорвиголова
Миновал час. Оставалось продержаться каких-то шестьдесят минут, чтобы армия генерала Бота оказалась в безопасности. Но сумеют ли они продержаться?
Фанфан, лежавший в окопе между командиром и доктором, услышал последние возгласы и шум борьбы Поля Поттера и Патрика Леннокса. Обернувшись снова, он увидел их мертвые тела.
– Боже!.. Наш Поль погиб! – вырвалось у него.
Фанфан рванулся было к своему другу, но Сорвиголова, и сам едва скрывавший свои чувства, сурово одернул его:
– Назад! Не имеешь права впустую рисковать жизнью. И спешить некуда – минутой раньше, минутой позже наступит и наш черед…
Жан был прав: после короткого затишья битва вспыхнула с еще большим ожесточением. Теперь английский генерал готов был принести в жертву любое количество своих солдат, лишь бы сломить сопротивление этой горсточки смельчаков, мешавших ему атаковать армию генерала Бота.
Пушки вели по позиции буров беглый огонь картечью, стрелки поливали ее свинцом, и время от времени то тут, то там падали сраженные бойцы Сорвиголовы. Гибли люди, таяли и запасы патронов, которые в такой обстановке расходовались с угрожающей быстротой.
Двести человек против целой армии! Но так было лишь в самом начале этого героического противостояния. А теперь? Сколько же все-таки их осталось? Шестьдесят? Пятьдесят? Сорок?
Сорвиголова не знал.
Его бойцы уже не видели и не слышали друг друга, они помышляли только о том, чтобы как можно теснее прижаться к земле под свинцовым и стальным ураганом, бушевавшим над ними, и все-таки изловчиться ответить огнем на огонь, уже почти не целясь. Да в этом и не было нужды: на позицию надвигалась сплошная масса людей и коней, снова ринувшихся на приступ.
Примчался вестовой генерала Бота. Раненный в плечо, весь в поту и крови, он упал рядом с командиром Молокососов.
– Что слышно? – спросил Жан. – Как идет переправа?
– Плохо. Огромные трудности. Сильно мешает подъем воды… Генерал просит продержаться еще хоть четверть часа…
– Продержимся!
Молокососы усилили огонь. Они опустошали свои патронташи, расходуя остатки боеприпасов.
Англичане сосредоточили огонь на траншее, в которой скрывались последние защитники ущелья. Пули буквально перепахивали каждый клочок земли, нащупывая зарывшихся в нее бойцов. Спешившиеся драгуны приближались ползком, медленно и осторожно, и каждая минута казалась вечностью…
Горстка отважных продолжала таять – теперь вместе с командиром осталось всего двадцать стрелков. Рядом с Жаном затих убитый наповал переводчик Папаша. Еще одна пуля угодила в переносицу доктору Тромпу – он умер мгновенно, даже не вскрикнув.
