– Да вы же в плену! – воскликнул он.
– Ну и что? – ответил я. – Случаются удачные побеги.
– Дорогой Сорвиголова, – мягко проговорил доктор, положив руку мне на плечо, – оставьте эту опасную игру. Поверьте, я говорю с вами сейчас не как англичанин, а как врач и друг. Восемь месяцев подряд вы вели тяжелейшую жизнь, требовавшую сверхчеловеческого напряжения всех ваших сил. Вы были дважды опасно ранены.
– Да ведь, говорят, современная пуля отличается гуманностью! – насмешливо вмешался Фанфан.
– Не очень-то доверяйте этим толкам, – продолжал Дуглас. – Пулевые раны вместе с переутомлением так расшатали ваши организмы, что полное выздоровление наступит не раньше чем через полгода. А к тому времени, надеюсь, эта проклятая война закончится.
Ожидания доброго доктора исполнились лишь отчасти. Прошло уже четыре месяца, как мы с ним простились. Мы почти здоровы, но война вспыхнула с новой силой. И мы все явственнее ощущаем свое положение пленных. По мере нашего выздоровления англичане стали, по выражению Фанфана, все туже «завинчивать гайки» и завинтили так, что с нас ни днем, ни ночью не спускают глаз. Лазарет превратился для нас в тюрьму. А так как больничная клетка кажется нашим тюремщикам не вполне надежной, впереди маячит перспектива недели через две отправиться на понтоны. А может быть, и на остров Цейлон или мыс Доброй Надежды.
Бегство почти невозможно, но все-таки мы рискнем при первом же подвернувшемся случае.
И пусть даже мы при этом погибнем – по крайней мере, я умру с мыслью об исполненном долге, с сознанием, что был достойным той Франции, которая так часто проливала кровь своих сыновей за слабых и угнетенных.
Но мы не погибнем!
И если предчувствие меня не обманывает, дорогая сестра, ты еще не раз услышишь о своем брате, который по-прежнему полон желания оправдать свое прозвище – капитан Сорвиголова».
