Тотчас же Гленарван велел спустить на воду шлюпку, сел в нее вместе с Паганелем, и вскоре они высадились на берег у бревенчатого мола. Ученый-географ хотел было применить на практике свой испанский язык, над изучением которого он так добросовестно потрудился, но, к его крайнему удивлению, туземцы его не понимали.
— Очевидно, у меня плохое произношение, — сказал он.
— Отправимся в таможню, — сказал Гленарван.
В таможне с помощью нескольких английских слов и выразительных жестов ему дали понять, что английский консул живет в Консепсьоне, на расстоянии часа езды. Гленарван легко нашел двух хороших верховых лошадей, и вскоре они с Паганелем уже въезжали в этот большой город, обязанный своим существованием предприимчивому Вальдивия, спутнику братьев Писарро.
Но в какой упадок пришел некогда великолепный город! Подвергающийся набегам индейцев, пострадавший от пожара в 1819 году, со стенами, еще черными от огня, опустошенный, разоренный, он насчитывал теперь едва восемь тысяч жителей, уступая по значению соседнему городу — Талькауано. Жители Консепсьона были до того ленивы, что улицы его зарастали травой, как луга. Никакой торговли, никакой деятельности, никаких дел. С каждого балкона неслись звуки мандолины, а из-за решетчатых ставен слышалось томное пение. Консепсьон, бывший когда-то городом мужчин, стал селением женщин и детей.
Гленарван не выказал большого желания углубляться в причины такого упадка, хотя Паганель и порывался заговорить на эту тему. Не теряя ни минуты, Гленарван отправился к консулу ее величества британской королевы Дж. Р. Бентоку, эсквайру, который принял его очень учтиво и, узнав историю капитана Гранта, взялся навести справки по всему побережью.
Консул Бенток ничего не знал относительно того, было ли выброшено у тридцать седьмой параллели, на чилийском или арауканском побережье, трехмачтовое судно «Британия». Никаких подобных сведений не поступило ни к нему, ни к его коллегам, консулам других стран. Гленарвана это, однако, не обескуражило. Он вернулся в Талькауано и, не жалея ни хлопот, ни денег, разослал по всему побережью людей на разведку. Тщетно: самые подробные опросы прибрежного населения ничего не дали. Из этого следовало, что после крушения «Британии» от нее не осталось никаких следов.
Гленарван уведомил своих спутников о безрезультатности предпринятых им розысков. Мери Грант и ее брат не смогли скрыть горя. Прошло уже шесть дней со времени прибытия «Дункана» в Талькауано. Его пассажиры собрались на юте. Леди Элен старалась утешить — конечно, не словами (что могла она сказать!), а ласками — детей капитана. Жак Паганель снова взялся за документ: он с глубочайшим вниманием рассматривал его, словно стремясь выпытать у него нечто новое. Уже целый час географ разглядывал документ, когда Гленарван вдруг обратился к нему:
— Паганель! Я полагаюсь на вашу проницательность. Не ошибочно ли наше толкование этого документа? Логичны ли дополненные нами слова?
Паганель ничего не ответил: он размышлял.
— Быть может, мы неверно определили предположительное место катастрофы? — продолжал Гленарван. — Разве слово «Патагония» не бросается в глаза даже самому недогадливому человеку?
Паганель продолжал молчать.
— Наконец, слово «индеец» не говорит ли за то, что мы правы? — прибавил Гленарван.
— Несомненно, — отозвался Мак-Наббс.
— А если так, разве не очевидно, что потерпевшим крушение в ту минуту, когда они писали эти строки, грозила опасность попасть в плен к индейцам?..
— Тут я остановлю вас, дорогой Гленарван, — заговорил наконец Паганель. — Если ваши первые выводы верны, то последний, во всяком случае, мне не кажется правильным.
— Что вы хотите сказать? — спросила леди Элен. Все взоры устремились на географа.
— Я хочу сказать, что капитан Грант в настоящее время в плену у индейцев, — раздельно произнес Паганель, — и добавлю, что документ не оставляет никаких сомнений на этот счет.
— Объясните, господин Паганель, — попросила мисс Грант.
— Нет ничего легче, дорогая Мери: вместо того чтобы читать «станут пленниками», нужно читать «стали пленниками», и тогда все становится ясно.
— Но это невозможно! — воскликнул Гленарван.
— Невозможно? А почему, мой уважаемый друг? — спросил, улыбаясь, Паганель.
— Да потому, что бутылка могла быть брошена только в тот момент, когда судно разбилось о скалы. Отсюда и вывод, что градусы широты и долготы, означенные в документе, указывают место крушения.
— Это не доказано! — с живостью возразил Паганель. — Не вижу, почему потерпевшие крушение не могли бы попытаться дать знать с помощью этой бутылки, где они находятся, уже после того, как индейцы увели их вглубь материка.
— По одной простой причине, дорогой Паганель: для того чтобы бросить в море бутылку, надо, во всяком случае, быть у моря.
— Или, за отсутствием моря, у рек, впадающих в него.
Удивленное молчание встретило этот ответ — неожиданный, но вполне приемлемый. По заблестевшим глазам слушателей Паганель мог понять, что в сердце каждого из них снова затеплилась надежда.
Первой прервала молчание леди Элен.
— Какая мысль! — воскликнула она.
— И какая хорошая мысль! — наивно добавил географ.
— Так вы думаете… — начал Гленарван.
— Я думаю, что надо найти место пересечения Американского материка тридцать седьмой параллелью и затем следовать вдоль нее, не уклоняясь ни на полградуса, до той точки, где эта параллель уходит в Атлантический океан. Двигаясь по этому маршруту, нам, быть может, и удастся найти потерпевших крушение на «Британии».
— Слабая надежда, — заметил майор.
— Хоть и слабая, но нельзя пренебрегать и такой, — возразил Паганель. — Если предположение мое верно и бутылка была действительно принесена в океан водами одной из рек этого материка, мы непременно нападем на следы пленников. Смотрите, друзья мои, смотрите на карту этой страны: я все докажу вам с полной очевидностью!
Говоря это, Паганель разложил на столе карту Чили и аргентинских провинций.
— Смотрите же, — повторил он, — и следуйте за мной в этой прогулке по Американскому материку. Переберемся через узкую полосу Чили. Перевалим через Андские хребты
[42]
. Спустимся к пампасам. Разве в этой местности мало рек, речек, горных потоков? Наоборот. Вот Рио-Негро, вот Рио-Колорадо, вот их притоки; все они пересечены тридцать седьмой параллелью, и все они свободно могли унести в море бутылку с документом. Быть может, там, среди какого-нибудь оседлого племени индейцев, на берегу одной из этих малоизвестных рек, в каком-нибудь горном ущелье те, кого я вправе назвать нашими друзьями, ждут, томясь в плену, чудесного избавления. Можем ли мы обмануть их надежды? Разве вы не согласны, что нам надо неуклонно придерживаться линии, которую мой палец проводит сейчас по карте? А если, вопреки моим предположениям, я и на этот раз ошибаюсь, разве долг не велит нам двигаться по тридцать седьмой параллели, и если это понадобится для разыскания потерпевших крушение, то и совершить по ней кругосветное путешествие?
