Прежде чем лечь спать, Паганель вознамерился уточнить координаты Рио-Колорадо. И он самым тщательным образом нанес на карту эту реку — за отсутствием Цангпо, которая протекала вдали от него в Тибетских горах.
Следующие два дня — 27 и 28 октября — путешествие продолжалось без особых происшествий. Перед глазами был все тот же вид — бесплодная равнина. Более однообразного пейзажа, более невзрачной панорамы не найти. Между тем почва делалась все влажнее. Приходилось перебираться через затопленные водой низины, так называемые «каньядас», и через никогда не пересыхающие мелкие лагуны — «эстерос», заросшие болотными травами. Вечером лошади остановились у большого озера — Урре-Лаукен, вода которого содержит очень много минеральных солей, почему индейцы зовут его Горьким озером. В 1862 году оно было свидетелем жестокой расправы аргентинских войск с туземцами.
Здесь путешественники расположились как обычно, и ночь прошла бы спокойно, если бы вокруг не было обезьян и диких собак. Эти шумные животные, терзая уши европейцев, исполнили, видимо, в их честь, дикую симфонию, которую, быть может, и одобрит какой-нибудь композитор грядущих лет.
Глава XVII
ПАМПАСЫ
Аргентинские пампасы простираются от 29° до 40° южной широты. Слово «пампасы» арауканское, оно значит «равнина трав». Такое название как нельзя больше подходит к этому краю. Заросли мимозы западной его части и роскошные травы восточной придают ему своеобразный вид. Вся эта растительность пускает корни в слой земли, под которым лежит красная или желтая глинисто-песчаная почва.
Американские пампасы — такое же особое географическое явление, как, например, саванны Страны великих озер или степи Сибири. Континентальный климат пампасов отличается более суровой зимой и более знойным летом, чем климат провинции Буэнос-Айрес. По словам Паганеля, океан зимой медленно отдает земле тепло, которое поглощается им летом. Этим объясняется, что на островах более ровная температура, чем в глубине материков
[60]
. Вот почему климат западной части пампасов не похож на умеренный климат побережья Атлантического океана. В западной части бывают резкие скачки температуры: то суровые холода, то жгучая жара. Осенью, то есть в апреле и мае, нередки проливные дожди. Но в описываемое нами время года погода стояла очень сухая и чрезвычайно жаркая.
На рассвете отряд, определив направление, двинулся в путь. Грунт, скрепленный корнями деревьев и кустов, сделался совершенно твердым: исчез мельчайший песок, из которого образовывались меданос; исчезла и пыль, клубившаяся в воздухе.
Лошади шли бодрым шагом среди высокой травы, которая растет только в пампасах. Индейцы укрываются под ней от гроз. Иногда, но все реже и реже, встречались влажные лощины, где росли ивы, а также местное растение Gynerium argenteum, растущее вблизи стоячей воды. Лошади, встретив в этих лощинах воду, спешили воспользоваться случаем и пили вволю, словно желая запастись влагой на будущее. Талькав ехал впереди и бил палкой по кустам, распугивая «голинас» — опаснейших змей, от укуса которых, менее чем через час, погибает даже бык. Проворный конь Талькава перепрыгивал через густые кусты, помогая своему хозяину прокладывать путь тем, кто ехал позади.
Путешествие по этим гладким равнинам не представляло трудности, и отряд подвигался быстро. Местность не менялась: все так же ни одного камня на сто миль кругом. Невыносимое, нескончаемое однообразие! Нужно было быть Паганелем — одним из тех ученых-энтузиастов, которые что-то видят там, где нечего видеть, чтобы интересоваться подробностями такой дороги. Что же привлекало его внимание? Трудно сказать. Какой-нибудь кустик, может быть, травка. Но и этого было достаточно, чтобы развязать язык словоохотливому географу. Он тут же принимался поучать Роберта, и мальчик охотно слушал его.
В течение всего этого дня, 29 октября, перед глазами всадников простиралась та же бесконечно однообразная равнина. Около двух часов пополудни под копытами лошадей стали попадаться побелевшие кости. Это были останки огромного стада быков. Но кости лежали не отдельными кучками, как обычно скелеты обессиленных животных, падавших одно за другим. И никто не мог объяснить, почему на сравнительно небольшом пространстве было собрано столько скелетов. Непонятно было это даже и для Паганеля. Он обратился за разъяснениями к Талькаву, который тут же ответил что-то.
Восклицание географа: «Быть не может!» — и утвердительный жест патагонца очень заинтересовали всех остальных.
— Так что же это такое? — спросили они Паганеля.
— Небесный огонь, — ответил географ.
— Как, — воскликнул Том Остин, — молния могла убить наповал стадо голов в пятьсот!
— Талькав это утверждает, а он не ошибается. Впрочем, я ему верю, ведь грозы в пампасах отличаются особенной силой. Только бы нам не испытать этого на себе!
— Что-то очень жарко, — заметил Вильсон.
— Термометр, наверное, показывает тридцать градусов в тени, — отозвался Паганель.
— Это меня не удивляет, — сказал Гленарван, — я чувствую, как электричество пронизывает меня. Будем надеяться, что подобная жара недолго продержится.
— Ну нет, — возразил Паганель, — нельзя рассчитывать на перемену погоды, когда на горизонте не видно ни облачка.
— Тем хуже, — заметил Гленарван, — наши лошади измучены зноем… А тебе, мой мальчик, не слишком жарко? — прибавил он, обращаясь к Роберту.
— Нет, милорд, — ответил мальчуган, — я люблю жару. Жара — вещь хорошая!
— Особенно зимой, — глубокомысленно заметил майор, выпустив клуб дыма от своей сигары.
Вечером сделали привал у заброшенного ранчо — глиняной мазанки с соломенной крышей. Около хижины был частокол, правда полусгнивший, но все же он мог оградить лошадей от лисиц. Самим лошадям эти хитрые звери не страшны, но они перегрызают их недоуздки, и лошади пользуются этим, чтобы вырваться на свободу.
В нескольких шагах от ранчо была вырыта яма, очевидно служившая кухней, так как в ней виднелась остывшая зола. Внутри ранчо имелись скамья, убогое ложе из бычьей кожи, котелок, вертел и чайник для приготовления матэ — чая индейцев из сушеных трав, очень распространенного в Южной Америке. Его пьют, как многие американские напитки, через соломинку. По просьбе Паганеля, Талькав приготовил несколько чашек матэ, и путешественники с удовольствием запили им свой обычный ужин, найдя индейский напиток превосходным.
На следующий день, 30 октября, солнце встало в знойной дымке и устремило на землю необыкновенно жгучие лучи. Жара была невыносимой, а на равнине, к несчастью, нигде нельзя было укрыться от нее. Однако маленький отряд снова храбро двинулся на восток. Несколько раз в пути встречались огромные стада коров и быков. Не имея сил пастись из-за этой удручающей жары, скот лениво лежал на траве. Сторожей, вернее сказать пастухов, не было. Одни собаки сторожили эти стада. Впрочем, здешние быки очень мирного нрава и, не в пример своим европейским родичам, не впадают в ярость при виде красного цвета.
