Вскоре показался отряд индейцев. Он состоял человек из десяти, не больше. Это успокоило патагонца. Индейцы приблизились на расстояние каких-нибудь ста шагов. Теперь их легко можно было разглядеть. Эти туземцы принадлежали к тому пампасскому племени, которое в 1833 году разгромил генерал Розас. Рослые, с высоким выпуклым лбом, оливковым оттенком кожи, они были прекрасными представителями индейской расы.
Их одежда была сделана из шкур гуанако, а вооружение состояло из копий футов в двадцать длиной, ножей, пращей, болас и лассо. По ловкости, с которой они управляли лошадьми, видно было, что это искусные наездники.
Они остановились шагах в ста от путешественников и стали совещаться, крича и жестикулируя. Гленарван направил к ним своего коня. Но не успел он проехать и десятка футов, как отряд индейцев круто повернул и с невероятной быстротой скрылся из виду. Истомленные лошади Гленарвана и его спутников, конечно, никак не смогли бы их догнать.
— Трусы! — крикнул Паганель.
— Честные люди так быстро не убегают, — прибавил Мак-Наббс.
— Что это за индейцы? — спросил Паганель Талькава.
— Гаучо.
— Гаучо, — повторил Паганель, поворачиваясь к своим спутникам, — гаучо! Тогда нам не стоило принимать всех этих мер предосторожности, ибо бояться было нечего.
— Почему? — спросил майор.
— Да потому, что эти гаучо — безобидные крестьяне.
— Вы так думаете, Паганель?
— Конечно. Они нас приняли за грабителей и потому обратились в бегство.
— А по-моему, они просто не решились напасть на нас, — возразил Гленарван, очень раздосадованный тем, что ему не удалось вступить в переговоры с этими туземцами, кем бы они ни были.
— Мне тоже кажется, что эти гаучо не так уж безобидны, — заявил майор.
— Что вы! — воскликнул Паганель.
И он с таким жаром принялся спорить по этому этнологическому вопросу, что даже умудрился расшевелить майора, и тот, вопреки своей обычной покладистости, сказал ему:
— Я думаю, вы неправы, Паганель.
— Неправ? — переспросил ученый.
— Да. Сам Талькав принял этих индейцев за грабителей, а он хорошо знает эти края.
— Ну и что ж? На этот раз Талькав ошибся, — возразил с некоторой резкостью Паганель. — Гаучо — мирные землепашцы и пастухи, только и всего. Я сам писал об этом в одной брошюре о пампасах, пользующейся некоторой известностью.
— Значит, вы ошиблись, господин Паганель.
— Я ошибся, господин Мак-Наббс?
— Если угодно — по рассеянности, — продолжал настаивать майор, — и вам надо будет внести некоторые поправки в следующее издание вашей брошюры.
Паганель, очень уязвленный тем, что его географические познания не только подвергаются сомнению, но и становятся предметом шуток, начал раздражаться.
— Знайте, милостивый государь, — сказал он майору, — что мои книги не нуждаются в подобных исправлениях!
— Нет, нуждаются, по крайней мере в данном случае! — возразил Мак-Наббс, также охваченный упрямством.
— Вы, сударь, слишком придирчивы сегодня! — отрезал Паганель.
— А вы слишком сварливы! — парировал майор.
Спор принял большие размеры, чем заслуживал такой незначительный повод, и Гленарван нашел нужным вмешаться.
— Несомненно, — сказал он, — один из вас чересчур придирчив, а другой чересчур сварлив. По правде сказать, вы оба удивляете меня.
Патагонец, не понимая, о чем спорят два друга, без труда догадался, что они готовы поссориться. Он улыбнулся и спокойно сказал:
— Это северный ветер.
— Северный ветер! — воскликнул Паганель. — При чем тут северный ветер?
— Ну конечно, — отозвался Гленарван, — ваше плохое настроение объясняется северным ветром. Я слышал, что этот ветер на юге Америки чрезвычайно раздражает нервную систему.
— Клянусь святым Патриком, вы правы, Эдуард! — воскликнул майор и расхохотался.
Но Паганель, не на шутку раздраженный, сдаваться не желал и набросился на Гленарвана, чей тон ему казался неуместно шутливым:
— Так, по-вашему, милорд, моя нервная система в возбужденном состоянии?
— Конечно, Паганель, и причина этому — северный ветер.
Он здесь часто толкает людей даже на преступления, подобно трамонтано в окрестностях Рима.
— На преступления? — крикнул ученый. — Так я похож на человека, собирающегося совершать преступления?
— Я этого не говорю.
— Скажите лучше прямо, что я хочу зарезать вас!
— Ох, боюсь, что недалеко до этого! — ответил Гленарван, не в силах больше удерживаться от смеха. — К счастью, северный ветер дует только один день.
Слова Гленарвана вызвали всеобщий хохот.
Паганель пришпорил лошадь и ускакал вперед, желая рассеять в одиночестве свое плохое настроение. Через какие-нибудь четверть часа он уже и не помнил о происшедшем. Так на короткое время ученый изменил своему добродушному характеру, но, как правильно указал Гленарван, причина этого была чисто внешняя.
В восемь часов вечера Талькав, ехавший немного впереди, сообщил, что они приближаются к желанному озеру. Четверть часа спустя маленький отряд уже спускался по крутому берегу Салина-Гранде. Но здесь путников ожидало тяжелое разочарование: озеро пересохло.
Глава XVIII
В ПОИСКАХ ВОДЫ
Озером Салина-Гранде заканчивается ряд небольших озер, которые тянутся между Сьерра-де-ла-Вентана и Сьерра-Гуамини. Раньше к Салина-Гранде направлялись из Буэнос-Айреса целые экспедиции для добывания соли, так как воды его содержат весьма значительное количество хлористого натрия. Но теперь из-за сильной жары вода испарилась, и осевшая соль превратила озеро в огромное сверкающее зеркало.
Когда Талькав говорил о питьевой воде Салина-Гранде, он, в сущности, имел в виду не самое озеро, а пресные речки, впадающие в него во многих местах. Но сейчас и они пересохли: все выпило палящее солнце. Легко представить себе то подавленное состояние, которое овладело путешественниками, измученными жаждой, когда они увидели высохшие берега Салина — Гранде.
Надо было немедленно принять какое-нибудь решение. Воды в бурдюках оставалось немного, да и та была наполовину испорчена и не могла утолить жажду. А она жестоко давала себя чувствовать. И голод и усталость забывались перед этой насущной потребностью. Изнуренные путешественники приютились в «рука» — кожаной палатке, раскинутой и оставленной туземцами в небольшом овраге. Лошади, лежа на илистых берегах озера, с видимым отвращением жевали водоросли и сухой тростник.
