Тиверцы, живущие в южном гирле и покидающие морскую шайку первыми, радушно приглашают остальных побывать в их славном городе и вместе справить тризну по погибшим. Гостеприимство тиверцев всем известно – дело не ограничится самой тризной, в честь гостей начнутся веселые пиры на много дней, а пировать им есть на что – город их весьма богат. Туда приходят дорогие товары со всех сторон: от греков – золотое узорочье
[99], необычайной красоты ткани, дорогие вина и сладостные плоды, от чехов и угров
[100] – серебро и кони, с севера – меха, воск, мед и невольники.
Вокруг Марцианполя-Переяславца тучные земли, на которых превосходно растут любые злаки, тиверцы держат огороды, бахчи, сады и виноградники, разводят скот, промышляют охотой и рыбной ловлей – словом, не от скудости пускаются они в грабительские походы.
Если воспользоваться гостеприимством тиверцев и других людей, живущих по берегам Русского моря и по рекам, впадающим в него, не скоро попадешь домой, и остальные корабельщики с сожалением отказываются. Отделившись от вереницы судов, тиверцы поднимают весла подобно тому, как птицы поднимают крылья, и так застывают на несколько мгновений – это прощальное приветствие. Остальные отвечают им таким же приветствием.
Мало погодя, ватагу покидают и тиверцы, живущие в северном гирле Дунайского устья. В пятидесяти поприщах от моря у них крепость, которая называется Тиверский городок. Эти тиверцы тоже не бедствуют и, конечно, зазывают в гости, но и их приглашение приходится отклонить.
От северного гирла Дуная до устья Днестра примерно такое же расстояние, как от южного Дунайского гирла до северного. В устье Днестра с ватагой расстаются последние тиверцы – днестровские. Прямо в устье реки днестровские тиверцы построили добрую твердь – на высоком валу воздвигнут частокол из толстых кряжей
[101], а вал окружен широким и глубоким рвом. К единственным крепостным воротам ведет через ров подъемный мост.
Твердь свою тиверцы назвали гордым именем Белгород – белый цвет для людей словеньского языка священный. Но большая часть людей живет за пределами крепостных стен в деревянных домах, наполовину зарывшихся в землю. В случае нашествия врага, тиверцы уводят в крепость семьи, угоняют скот, увозят скарб и хлеб, а дома сжигают, чтобы не оставлять врагу пристанища.
И здесь ни на день не пожелал задерживаться князь Оскольд, хотя город вот он, рукой подать. Многие здешние тиверцы не вернулись из похода, будет тризна, не участвовать в ней нельзя, раз уж ты оказался среди родичей и друзей погибших, а тризна длится три дня. Кукше кажется, однако, что дело не только в трех днях: Оскольд не хочет глядеть в глаза родственникам павших, ведь он сулил людям не смерть, а богатую добычу.
Днестровское устье, тоже изобилующее птицей, проплывает мимо. Кукша с легким сожалением глядит на удаляющийся Белгород – неплохо бы размяться как следует на твердой земле.
Но вот начинают доноситься вопли – женщины, ставшие во время злополучного похода вдовами, наконец узнают об этом. У Кукши сразу пропадает желание побывать здесь на берегу, подтверждается его догадка, отчего Оскольд поспешил миновать Белгород. Гребцы молча налегают на весла, корабли плывут быстрее, не одному Оскольду хочется поскорее уплыть от этих душераздирающих звуков.
Мало-помалу вопли стихают, пропадают из глаз и все рукава-гирла Днестровского устья, опять по правую руку от гребцов пустынный берег, по левую – пустынное морс, резкие крики чаек над головой да уханье прибоя на прибрежной гальке. И неизменный мерный скрип уключин.
Но вот кто-то из отдыхающих, которым, в отличие от гребцов, нет нужды смотреть только назад, кричит:
– Днепровское лукоморье!
Это означает конец путешествия по морю. Отныне нечего опасаться неожиданных морских бурь. Кукша сидит на веслах, его подмывает обернуться, но этого делать нельзя – он может сбиться с общего лада и помешать другим гребцам.
Когда приходит его черед отдыхать, он вертит головой во все стороны, но не видит ничего особенного – с севера все тот же берег, с юга все то же море… Однако гребцы скоро бросают весла, и порядок, которым шли корабли, нарушается. Несколько кораблей отваливают направо из вереницы, которую строго блюли от самого Царьграда, гребцы на них застывают на несколько мгновений с поднятыми веслами. Это прощаются с ватагой русы из Таврии и Таматархи, половцы из Кубанской долины и бродники с Дона. Остальные отвечают им тем же.
– Им незачем входить в Днепровское лукоморье, – откликается Шульга на вопросительный Кукшин взгляд, – теперь они пойдут вдоль косы со стороны моря.
– А где коса? – спрашивает Кукша.
– Да вон она! – Шульга куда-то показывает рукой.
И тут только Кукша замечает, что впереди, чуть правее, на ровном месте вспыхивает седина прибоя, а немного погодя – снова. Вскоре Кукша видит и самоё песчаную косу. Она такая низкая и плоская, что ее с непривычки трудно разглядеть. Те, кто плавает здесь не впервые, еще издалека определяют ее местоположение по косматой гриве прибоя.
Суда восстанавливают нарушенный строй и одно за другим входят в лукоморье. Справа от плывущих тянется коса, к которой они стараются не приближаться, чтобы не сесть на мель. Коса вдоль лукоморья поросла пресноводным камышом, за которым иногда виднеются холмы из сыпучего песка и редкие рощицы или заросли кустарника. Слева тянутся красноватые глинистые обрывы, кое-где прорезанные логами.
В лукоморье вода тихая, как в лесном озере. Лишь теперь можно уверенно сказать, что путешествие по морю завершилось благополучно. Неуемный морской прибой разбивается о косу, не попадая в Лукоморье. За годы, века и тысячелетия он разрушает крепкие скалы, а с песчаной косой ничего поделать не может. Только в сильную бурю самым высоким волнам почти удается одолеть плоскую полосу песка, но на это у них уходят все силы, они в изнеможении падают на песок и расползаются по нему с яростным и бессильным шипением.
Глава вторая
ОСТРОВ БЕРЕЗАНЬ
С приближением к острову Березаню, лежащему при впадении Днепра в Днепровское лукоморье, Оскольдова и Дирова ватага снова уменьшается – один за другим ее покидают корабли уличей, чье племя обитает по нижнему Бугу и высокому северному берегу лукоморья.
Вблизи Березаня последние уличи застывают с поднятыми веслами в прощальном приветствии и гребут к родному берегу. Остальные суда причаливают к острову. Люди сходят с кораблей, разуваются, с удовольствием ступают босыми ногами по нагретым камням. Княжьи отроки, как обычно, ставят большой шатер для князей Оскольда и Дира.
