— Я буду подобен граниту, — пообещал я.
— Клянешься?
— Клянусь! Дело прежде всего.
Достоинством этого заявления являлось то, что оно было одновременно и уместным, и правдивым.
Хотя я все еще сомневался, что смогу достойно выполнить обязательство. Мое первоначальное потрясение быстро перерастало в мстительную ярость и желание заставить Теноча заплатить за все.
Цветок Пустыни значила для меня слишком много.
— Отправляйся как воин, — произнес Звездочет, подавшись ближе и заглянув мне в глаза, — и на пути в Тахин думай как воин. Будь готов действовать мечом, копьем и щитом. Но знай, не все твои враги ждут тебя на поле боя. И возьми это.
Он вручил мне вложенный в ножны обсидиановый клинок, отнявший жизнь Цветка Пустыни, поднялся на ноги и покинул Дом жары, закрыв за собой дверь.
Я остался один в черной пустоте. Пальцы мои поглаживали рукоять из черного дерева, а голова шла кругом.
31
Мы выступили из города в сторону Тахина длинной колонной членов правящего дома, знати и воинов. Кецалькоатль был во всем великолепии церемониального облачения. С таким широким веером из перьев, какой украшал его роскошный головной убор, идти пешком было бы довольно затруднительно. Правителя несли на плечах двенадцать мускулистых носильщиков. Он восседал на золоченом троне, который был не только удобнее обычных носилок, но и придавал правителю еще большее величие, так что многие, увидевшие процессию, воистину считали, что узрели земного бога.
Право подставить плечи под паланкин правителя было высокой честью, достававшейся лишь воинам, прославившим себя в сражениях. Они шли в ногу, и трон на их надежных плечах почти не раскачивался. При этом они оставались в первую очередь воинами, поэтому их щиты и оружие тоже были при них.
Легкий и прочный, трон был изготовлен из дерева, добытого на жарком, влажном восточном побережье. Покрытый полированным золотом с полосками серебра, он имел навес из ягуаровой шкуры, крепившийся на четырех шестах, увенчанных вырезанными из нефрита хищными орлами. Орел являлся вторым из великих хищников сего мира, владыкой воздушной стихии.
Паланкин правителя сопровождала сотня представителей знати и пять сотен отборных воинов дворцовой стражи, под началом воителей-Ягуаров.
Я шагал позади личных телохранителей, окружавших паланкин, в группе приближенных, состоявшей из летописца, прозванного Помнящий Историю, дворцового управляющего и придворного оружейника. Все мы держались рядом, чтобы быть под рукой, если кто-то из нас понадобится правителю. Звездочет предупредил меня, что по городу мы пройдем величественной, торжественной процессией, сам вид которой должен говорить подданным о божественной природе их властелина. Далее нам предстоят три дневных перехода до восточного горного кряжа, где заканчивается территория, патрулируемая войсками правителя.
Перед тем как подняться в горы, чтобы потом спуститься по ту сторону гряды в жаркую, влажную долину, правителю придется сойти с трона и продолжить путь пешком, в боевом облачении и с оружием.
— Он не усядется снова на свой трон до тех пор, пока перед нами не откроется вид на Тахин, — поведал мне придворный оружейник. — Наши соседи смертельно завидуют богатству и изобилию Толлана, и наш правитель должен быть готов в любой момент отразить нападение. А сражаться, сидя на троне, в трех локтях над землей, довольно затруднительно.
Оставалось лишь порадоваться тому, что вражеского нападения следует ждать не из Толлана.
Пять дней перед выступлением в поход Звездочет провел, старательно поучая меня во всем том, что должно было составлять в дороге мои обязанности. Прежде всего, мне надлежало денно и нощно следить за ходом времени. Правда, не в одиночку — хранитель часов из Звездного храма отправился с нами, чтобы помогать мне. Отслеживать в пути ход времени было чрезвычайно важно, ведь иначе в случае вражеского нападения мы могли бы оказаться в неведении насчет того, сколько часов осталось до заката или, наоборот, до рассвета. Расчет времени в движении был сложнее, чем на месте, однако, используя звездные кресты и удаленные объекты, мы могли осуществлять его с достаточной точностью.
Другой моей задачей было следить за направлением движения. Никаких дорог ни в горах, ни дальше до самого побережья не было и в помине, так что приходилось следовать узкими тропами, протоптанными бродячими торговцами. Но в случае нападения и вынужденного отхода с известной тропы было принципиально важно иметь возможность определить, в каком направлении следует двигаться, чтобы кратчайшим путем вернуться в Толлан, или куда посылать гонцов за подмогой.
Поскольку боги следуют по небу установившимся путем, переходя из одного созвездия в другое, я, соотносясь с положением светил, мог определить наше положение на земле, измерив угол между каким-нибудь наземным объектом, например горой, и тем или иным звездным богом.
[23]
Звездочет неоднократно напоминал мне о категорической недопустимости малейших просчетов. За допущенную ошибку меня убили бы на месте, однако в правильности своих расчетов я не сомневался. Другое дело, земля, по которой пролегал наш путь, — здесь нельзя было быть уверенным ни в чем.
«Да-да, тебе ведомы пути богов, но, пожалуй, даже важнее то, чтобы ты ведал их волю».
Конечно, на самом деле постигать желания и намерения богов было обязанностью правителя. Но он, в свою очередь, обращался к придворному звездочету, дабы тот истолковал те или иные небесные знаки, ведь правитель, неспособный общаться с богами и угождать их прихотям, бесполезен для своего народа.
Ай-йо! Как многократно указывал мне Звездочет, астроном, неспособный подсказать правителю верные решения, бесполезен для этого правителя, и очень скоро его ждал путь вверх по лестнице жертвенной пирамиды, на священный алтарь, где будет вырвано его сердце.
Когда наша процессия шествовала к восточным воротам, дабы покинуть город, вдоль пути следования выстроились тысячи людей. При появлении трона властителя все склоняли головы и смотрели себе под ноги, ибо никто не дерзнул бы встретиться с правителем взглядом. Головы детишек взрослые пригибали, чтобы те, по глупости, не допустили оскорбления правителя. Лишь когда трон проносили дальше, подданные получали возможность свободно любоваться процессией.
