– С какими документами? – насторожилась Илона.
– Мы с Шимоном разыграли в институте великолепную трагикомедию. Я вызвал огонь на себя, а Шимон в это время стащил несколько пергаментов и по примеру начальницы вынес их из института. Затем заказал ячейку в американском банке и положил туда капсулу с документами, так сказать, на сохранение.
– Ну, молодцы, ну, удружили! – девушка даже картинно взялась обеими руками за голову. – Теперь нам из страны точно не выбраться. Манускрипты, вынесенные мной, в учётном реестре не значатся. Как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества. А те документы, что украли вы, будут искать! К тому же, не только в банки, но в аэровокзалы и в порты уже сообщены наши приметы. Соображаете? Умудрились! Спасибо, мальчики!
– Послушай, Илона, может, всё не так страшно, как рисуешь ты? – подал голос Шимон.
– Не страшно, как же! – крылья носа у хозяйки трепетали, как у скаковой лошади, сошедшей с дистанции. – Маген Броски, директор Храма Книги в Иерусалиме, где выставлены все имеющиеся рукописи Мёртвого моря, в своё время приложил массу усилий, чтобы запретить вывоз из страны любых исторически ценных документов и предметов. В 1970 году состоялась конференция ЮНЕСКО, целью которой было предотвращение нелегальной торговли древностями. А в 1995 году под эгидой UNIDROIT, международного юридического агентства была создана координация национальных достояний и разработана конвенция на основе конференции ЮНЕСКО за 1970 год. Эта конвенция посвящена возвращению украденных предметов, даже если эти предметы кем-то были законно приобретены ранее. Я автоматически попадаю с вами под юрисдикцию преступника, похитившего народное достояние. Таких повсеместно разыскивает Интерпол и удаляет в места, в противовес которым советские лагеря Магадана покажутся волшебным раем.
– Вот это номер, – Ярослав даже встряхнул головой, как собака после купания. – Что же делать?!
– Подожди, приятель, – снова подал голос Шимон. – Знаешь, на нашей исторической родине ещё не умерла пословица, что из всякого безвыходного положения имеется не меньше двух выходов.
– Ну и что?
– А то, – Шимон сделал театральную паузу. – В Хайфе живёт один из моих родственников. Зовут его Меделак. Он профессор на кафедре востоковедения в тамошнем университете. Именно с его подачи мои родители перекочевали сюда. Именно он обещал нашей семье всяческую поддержку и помощь. Но с просьбой о помощи я к нему ещё не обращался.
– Нет вопросов. Собираемся и едем!
– А как же я? – капризно надула губки Илона. – Про меня вы сразу же забыли?
– По-моему, мы давно уже – одна команда. Так что реверансы и восхитительные «па» в мармезонском балете не принимаются, – отрезал Ярослав. – А для тех, кто не понял, доподлинно сообщаю: мы с Шимоном никогда своих не бросаем. Вопросы есть? Вопросов нет.
– Но мне же собраться надо!
– Вон, возьми Шимона. Он старый еврейский фетишист и живо соберёт тебе все лифчики и трусики, а меховые прокладки с крылышками мы по дороге купим.
– Знаете, господин Кузнецов, вы пока не в своём доме находитесь, – фыркнула девушка и картинно снова перешла на «вы». – Это всё-таки моя территория. Так что прошу не хамить!
– Виноват! Исправлюсь! Ещё раз и больше не буду!
– Хватит вам, – буркнул Шимон, до сих пор молча наблюдавший за словоблудной полемикой. Мне вспомнилось высказывание одного из таких же американских записанцев: «Вся история – это миф, созданный для того, чтобы придать смысл тем немногим фактам, о которых нам известно; прошлое представляет собою гипотезу, служащую для того, чтобы объяснить и оправдать настоящее». А наша история продолжается. И она будет именно такой, какой мы её напишем.
– Согласен, – кивнул Ярослав. – Только, ребята, нам надо сматываться отсюда на автобусе, потому что на «джипе» Илоны проедем только до первого полицейского и не сумеем даже выехать из города.
Глава 8
Геминий шёл за патрицием, проклиная его постоянство. Дело в том, что маленький Понтий любил гулять по Везувию. Такие прогулки длились довольно-таки долго, только за хозяином следовать было необходимо. Геминий, давно уже получивший вольную, продолжал всё-таки оставаться с малышом. Мало ли куда ребёнка потянет?
Тем более хождение в горных районах по окаменевшим сгусткам лавы не обещало ничего хорошего. А мальчику нравились такие прогулки. Мать с младенчества наделила его страстью к путешествиям, и с этим приходилось соглашаться. За мальчиком с детства присматривали многочисленные рабы и няньки, но он редко обращал внимание на их заботы.
Изодранная в тамариске туника выглядела на нём не очень-то, но попрекать одеждой было вроде бы не с руки. Вдруг малыш схватил с земли попавшуюся под ноги палку и повернулся к слуге.
– Защищайся, смерд! – свирепо закричал мальчик.
– Что ты, Понтий? Что ты? – миролюбиво осадил его Геминий. – Понтию Аквиле не след бросаться ни на кого, даже на слугу. Переступив через это искушение, ты начнёшь взрослеть, а ведь именно этого ты хочешь, разве не так?
Мальчик ещё некоторое время нерешительно подержал в вытянутой руке палку, потом, всё-таки швырнув уже ненужное оружие в сторону, остался стоять лицом к лицу с выдуманным противником, вероятно, желая вставить шпильку в воспитательское лекторство слуги.
– Геминий, ты не успел ещё получить разрешение на свободу, а уже я слышу твои поучения, – брюзгливо напомнил мальчик. – Ты пока в своём уме, или мне подыскать другого слугу?
– Прости, хозяин, я хотел как лучше, – потупился слуга.
– Да ладно тебе, – малыш отвернулся и последовал своим заветным, известным только ему, путём по крутому каменистому склону Везувия.
Ближе к вершине каменистый склон ничем не был привлекателен на взгляд стороннего обывателя, но Понтий Пилат любил эти дикие места не из-за природной сглаженности, а из-за такой вот неразберихи, дикости и неповторимого природного безмолвия.
Ему с малых лет нравилось бродить по окаменевшей лаве, не обращая внимания на попадавшиеся под ноги увесистые камни, которые иногда даже приходилось обходить стороной. Много ниже по склону цвели розмарины, олеандры, мирты и горная дорога спускалась к Помпеям. Но там нигде нельзя было отыскать такой первозданной дикости и хаоса, какая являлась украшением вершины неприручённого вулкана.
А древние Помпеи не представляли собой ничего интересного. Этот город разлёгся у подножия великой горы, как манящая, ленивая, притягательная женщина. Но ребёнка мучило равнодушие к зелёным зарослям и заодно к городу. А вот здесь, возле самой вершины, мальчику становилось благодатно, и после таких прогулок он на долгое время утихал и даже не капризничал. Тем более, что никого из людей на вершине Везувия нельзя было встретить, никто не мог помешать уединённым прогулкам.
Слуга не спешил отстать от хозяина, только в походке его прыти явно не прибавилось. Взрослому ничуть не нравилось бить ноги о попадающиеся на пути камни и путешествовать за мальчонкой по горам, тем более что Везувий постоянно ворчал. Кто может сказать определённо: имеются ли во внутренностях горы какие-либо намеренья. А если сонное жерло вулкана выплюнет густой кусок раскалённой лавы, кто тогда сможет прибежать из города на помощь одиноким путешественникам?
