– Верно, – призналась Илона. – Но как ты всё-таки…
Илона почему-то оказалась так близко от своего собеседника и влажные глаза девушки так восхищённо смотрели на умеющего отгадывать женские мысли настоящего мужчину, что тот не выдержал и осторожно поцеловал её в яркие, не требующие никаких помад губы. Она ответила на несовсем смелый поцелуй и, обняв Ярослава, сама принялась целовать его, будто боялась, что найденный и обретённый мужчина вдруг исчезнет, испарится и никогда уже не подарит ни поцелуя, ни ласкового слова.
– Ярик, я не знаю…, я сама не своя…, я просто почувствовала, что мне нужен именно ты…, – шептала Илона.
– Не говори ничего, – прошептал в ответ Ярослав. – Что случилось, то случилось. Мы оба ждали этого…
В это время мимо них по парку проходили двое арабов, которым объятия влюблённых на фоне памятника показались довольно одиозными и оба мужчины высказали вслух что-то не очень приятное. К счастью влюблённые их не поняли, но всё-таки поспешили ретироваться с «места преступления».
– В Багдаде государственными языками считаются Сориани и Курманджи, – Ярослав постарался отвлечь свою подружку. – Но я к своему стыду знаю только «беини баш», то есть доброе утро, и «хуа хафиз» – до свидания.
– Не густо, – согласилась Илона. – Можешь добавить к своим знаниям и мои: это – иншаллах – так называемое жизненное кредо или дословно – если будет воля Аллаха; и ещё – кака чони – то есть, как дела, господин.
– Существенная добавка, – ехидно ухмыльнулся Ярослав. – Теперь если что-то не получается, есть отдушина, через которую можно всё свалить на Аллаха.
– Не кощунствуй, – одёрнула его Илона. – Аллах всё-таки был пророком и не оставил после себя агрессивных заповедей.
– Не согласен, – сразу же возразил Ярослав. – Ты, девочка моя, забыла, что у них существует священное слово «газават», то есть убей неверного.
– Не у всех, только у ваххабитов, борющихся за «чистоту» веры, – поправила собеседника девушка. – К тому же, неверной признаётся в основном протестантская Америка, где убийство не только военных, но и мирного населения других стран возводят в геройство, отвагу и отличительные черты настоящего американца. Не удивлюсь, если эти настоящие американцы по ночам промышляют здесь обыкновенным мародёрством. Ведь недаром профессор Меделак предупредил нас, что ночью на улице лучше не показываться. Кстати, – перебила себя Илона. – Поскольку у меня появился собственный гид, то не объяснит ли он, куда мы идём и куда выйдем из парка?
– Издеваешься? – весело мотнул головой её спутник. – Вообще-то я готов идти с тобой, куда глаза глядят.
– А поточнее?
– Если память мне не изменяет, то сейчас мы должны выйти к мечам Кадисии.
– Не слыхала, – призналась Илона. – Что это такое?
– Вот те раз! – делано удивился Ярослав. – Мечи Кадисии знает каждый уважающий себя мусульманин.
– Пальцем в небо, – перебила его девушка. – По матери я еврейка, а по отцу – русская. Вернее, итальянка. Поскольку мои предки перебрались в Москву из Италии, спасаясь от крутых парней Муссолини ещё в начале тридцатых прошлого века. Но папа у меня был православным христианином, а не католиком и с детства водил по православным храмам, хотя мама иногда тайком тащила меня в синагогу, что в Марьиной роще. А первый мой возлюбленный был арабом и познакомил с мечетью. Помнишь, возле стадиона Олимпийский на проспекте Мира есть мечеть? Мы с Азратом учились в одном классе, и в него были влюблены все мои подруги.
– То есть, самые красивые девчонки из вашего класса ходили за ним толпой? – ехидно ухмыльнулся Ярослав. – Теперь понятно, откуда у мусульман с детства появляется полигамия!
– А ну тебя, – отмахнулась Илона. – Просто я поделилась с тобой воспоминаниями детства. Думала, тебе как записанцу-писарчуку станет интересна религиозная полигамность личности.
– Виноват! Исправлюсь! – Ярослав выполнил Илоне замысловатый поклон, чем действительно исправил своё словоблудие и вернул улыбку на лицо девушки. – Кстати, – продолжал он. – Вот мы и вышли на площадь, где бывший президент Ирака устраивал праздничные военные парады.
Илона увидела перед собой широкую площадь, по бокам которой из земли торчали две бронзовые руки. Эти руки сжимали каждая по мечу из блестящей нержавеющей стали, а мечи перекрещивались над площадью, создавая апофеозную арку.
– Тебе небезынтересно будет узнать, что мечи изготовлены по эскизу Саддама Хусейна архитектором Адилем Камилем, – Ярослав честно выполнял свою миссию экскурсовода. – В августе восемьдесят девятого, то есть ровно через год после прекращения войны с Ираном, по указу президента возведён этот памятник. Кстати, архитектор Камиль до того старался понравиться правящим этим миром, что на больших пальцах бронзовых рук, торчащих из земли, изобразил отпечатки пальцев Саддама Хусейна.
– Вот как? – заинтересовалась Илона. – И это пропустили оккупанты?
– Отнюдь нет, не пропустили! – констатировал Ярослав. – Более того, оккупационному режиму весьма хотелось разобрать памятник, изготовить из него брелоки или ещё какую-нибудь мишуру. Но арабы сумели отстоять это произведение искусства, поскольку не отворачиваются от своей истории и не разрушают памятники, как в России.
– Ты не прочь восстановить в каждом русском городе все памятники Владимиру Ильичу? – поперхнулась Илона. – Не слишком ли откровенное стремление снова заставить народное стадо молиться гипсовому идолу, прикрываясь культурой и народным достоянием?
– Ты опять за своё, – покачал головой Ярослав. – Мне весьма неприятно даже упоминание о Ленине, не говоря уже о его «заслугах». Но вот в чём казус: китайцы не оставили идею построения социалистического общества, хотя одно время у них тоже был свой Ленин.
– Председатель Мао Цзе Дун?
– Ага, председатель, – кивнул Ярик. – Так вот. Россия поверила Америке, посчитала, что лучше быть американской колонией, чему способствовали и продолжают своё дело правящие круги российской партии всё тех же воинствующих коммунистов, только перекрасившихся в американских демократов.
А в Китае сумели справиться с коммунистическим тоталитаризмом, не испрашивая помощи у добрых америкосов. Заметь, Китай выбивается на Мировой рынок самостоятельно и с этой страной считаются в правящих банках Вашингтона и Лондона. А наша родина гибнет от «забот» заокеанских хозяев.
– Что же делать? – Илона повернулась к собеседнику и внимательно посмотрела ему в глаза. – Не считаешь ли ты, что необходимо снова вздыбливать народ до революционного психоза?
– Отнюдь нет, – решительно мотнул головой Ярослав. – На крови мы никакой новый мир не построим. Кто был ничем, тот ничем и останется, только с гранатой. А что будет, если обезьяне дать настоящую гранату?
– Но у тебя есть какой-нибудь реальный выход?
– Тот же самый, который ты искала с детства по храмам различных конфессий.
– То есть?
